Она отходит в сторону, в густую сосновую тень. Расчехляет фотоаппарат и переключает на режим просмотра. Все равно ничего не могло получиться, но…
Чуть слышно вскрикивает, и оба — писатель и Такоси — мгновенно оказываются у нее за спиной.
— Вы видите? — негромко спрашивает писатель.
Такоси видит — и молчит. Юми дает максимальный зумм, увеличивая штрихпунктирную, почти неуловимую мальчишескую фигуру на асфальте. Полусидящую, приподнявшуюся на локте.
— Идемте ко мне в номер, — предлагает, нет, приказывает писатель. — Перебросим на мой ноутбук, рассмотрим как следует. И надо срочно поднимать людей на поиски.
— Это опасно, — сквозь зубы выговаривает Такоси.
— Это необходимо.
Он уже идет вверх по дорожке, наклоняя вперед благородную голову седого льва, и Юми с Такоси поднимаются следом, почти срываясь на бег, словно свита за императором. Солнце пронзает кроны деревьев, тень пятнает дорожку, и опавшие красные кленовые листья горят на ней, как драконьи следы. На Такоси Юми не смотрит.
На веранде пансионата много людей: близится время обеда. Писатель проходит сквозь них, не замечая никого, и за ним, будто пенный след за кораблем, поднимается неясный ропот — Юми не может разобрать отдельных слов. Входит вслед за ним в стеклянную дверь и чуть не врезается в спину писателя, который останавливается внезапно, на полушаге, как если бы в нем выключили движение, прекратили подачу энергии и сил.
На стене снова белеет объявление. Рядом никого нет — все уже, наверное, успели прочесть. Желтая кнопка-смайлик, синий маркер, печатные разборчивые буквы.
ВНИМАНИЕ ВСЕМ!!!
ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!
ПОИСКОВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ОТПРАВЛЯЕТСЯ СЕГОДНЯ В 14.00. ОБЩИЙ СБОР И ИНСТРУКТАЖ ДОБРОВОЛЬЦЕВ В № 47, ЛЮКС, ЮЖНЫЙ. ПРИ СЕБЕ ИМЕТЬ СРЕДСТВА ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ (БОЛОНЬЕВАЯ ОДЕЖДА, ЗАКРЫТАЯ ОБУВЬ, ПЕРЧАТКИ, МАСКИ).
ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНА.
За ее спиной негромко и страшно по-японски ругается Такоси.
Писатель молчит.
— Оригинально, — оценил писатель.
Отсюда, с крыши центрального корпуса, открывался шикарный вид на студенческий городок, похожий на дорогой отельно-ресторанный комплекс — со всеми этими стеклянными куполами в зелени, кортами, стадионами и ярко-синими глазами бассейнов. Вертолет, стоявший точно посередине площадки, ненавязчиво начал крутить лопастями, и волосы Юлечки взлетели, облепили ей лицо. Она мило засмеялась, пытаясь привести себя в порядок.
— Прошу вас, — широким жестом пригласил проректор по учебной части. — Ваш визит — огромная честь для нас, мы надеемся, что и вы сохраните наилучшие воспоминания. Наш пилот доставит вас в любую точку планеты.
Стрекозообразный очкастый пилот картинно помахал из кабины перчаткой, похожей на бейсбольную рукавицу. А не слетать ли, скажем, в Антарктиду? — хулигански подумал писатель. Впрочем, нет; жалко Юлечку в ее легком платье.
Издатель смотрел на вертолет глубокомысленно, не говоря ни слова. Он чересчур перебрал на банкете, чтобы как-то на что-либо реагировать, но глубокомысленный вид у него пока получался.
Его писатель впихнул в вертолет первым. Потом галантно подсадил Юлечку, правда, с другой стороны ее не менее галантно пощупал проректор. Наконец, сел сам, попозировал, приложив ладонь к илюминатору, проректорской цифровой мыльнице и кивнул на вопросительный взгляд очков обернувшегося пилота:
— Домой.
Пилот ничего не переспросил и не уточнил: видимо, его неплохо проинструктировали. снова повернулся к своим бесчисленным клавишам, циферблатам и бегущим цифрам. Вертолет зажужжал громче и почти мгновенно, гораздо раньше, чем писатель ожидал, оторвался от крыши, оставляя внизу проректора, чьи редкие волосы и галстук смешно затрепетали на ветру.
Писатель смотрел с интересом, как человечек внизу уменьшается в точку, как съеживается крыша, экономно группируется, стягивается студенческий городок, превращаясь в пестрое пятнышко чуть поодаль от пестрого же материнского пятна города. Взлет вертикально вверх — полезное упражнение для всякого, у кого еще остались иллюзии относительно собственной значимости и величины.
— Здорово! — восхищенно прошептала Юлечка, вытягивая шею над плечом пилота. Похоже, она испытывала по поводу взлета совершенно другие эмоции. А издатель вообще не испытывал уже никаких и мирно всхрапывал, прислонившись виском к стеклу. Время от времени его кадык дергался со странноватым звуком, и Юлечка предусмотрительно отодвинулась, естественным образом прижавшись горячим бедром к писателю. Он не возражал, хотя удовольствие от таких диспозиций давно уже получал чисто умозрительное.