Читаем Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера полностью

Один дипломат предложил следующее решение данцигского вопроса: «Польский коридор и прилегающие к нему территории могли бы стать независимым государством наподобие Монако, Лихтенштейна и т. п. с гарантиями безопасности – или внешним администрированием – со стороны нейтральных держав, с предоставлением гарантий полной свободы всем национальностям и полной свободы торговли». Поскольку ситуация сейчас представляется чрезвычайно серьезной, я передаю вышеизложенное Вашему превосходительству по августейшему повелению Святого Отца с тем, чтобы вы воспользовались этим предложением как сочтете возможным и уместным[166].

Заместители Мальоне обнаружили, что составить проект аналогичного послания, адресованного Польше, гораздо труднее. Всегда осторожный монсеньор Тардини даже задался вопросом, разумно ли для папы вообще направлять послание такого рода. Мало того, что из-за этого выплывут на свет тайные переговоры папы, Тардини видел еще три причины, по которым следовало бы отвергнуть такую идею. Во-первых, «может показаться, что Святой престол подыгрывает Гитлеру. Тот откусит еще один большой кусок – Данциг – и затем, ближайшей же весной, начнет [агрессию] снова». Во-вторых, «может показаться, что Святой престол добился еще одного Мюнхена»: по словам Тардини, в Мюнхене «Гитлер вопил, угрожал и в конце концов получил то, что хотел»[167]

. В-третьих, указывал монсеньор, «может показаться, что Святой престол чрезмерно связан с Муссолини. Более того, нетрудно будет догадаться, что лицом, с подачи которого сделано данное предложение… является он сам. Все это беспокоит меня, поскольку именно такие обвинения сейчас возводятся против Святого престола». Но папа отверг совет Тардини и все-таки решил отправить телеграмму, приказав своему нунцию в Варшаве встретиться с польским президентом[168].

Хотя папа и предпринял эту попытку стать посредником в мирном урегулировании германско-польских разногласий, он слабо надеялся на то, что она окажется успешной. «Польшу сокрушат в ближайшие несколько дней, – заявил он одному французскому прелату, посещавшему тогда Ватикан. – А Франция не способна ничего сделать для Польши, абсолютно ничего. Вы представляете, какой силой обладает Германия? Всеподавляющей»[169]

.

Но папа все-таки сделал еще кое-что. За считаные часы до развязывания войны, 31 августа, он попросил Мальоне вызвать в Ватикан послов всех пяти стран, находящихся в центре этого кризиса, – Великобритании, Франции, Польши, Германии и Италии. Каждому была передана копия призыва папы избежать войны[170].


Муссолини и сам пребывал в состоянии колоссального нервного напряжения, но в его случае оно смешивалось с приятным возбуждением. Накануне он, как часто бывало, несколько раз позвонил Кларе, прежде чем она прибыла в их зал в палаццо Венеция. Когда же она появилась под вечер, он сунул ей в руки юмористический журнал, сообщив, что ждет важный телефонный звонок и только потом освободится для занятий любовью. Но его нетерпение возобладало. Он грубо сорвал с нее платье, и, как отметила Клара в дневнике в тот же день, они предались «дикой, необузданной любви». В конце записи она добавила: «Я плачу от радости».

Вскоре раздался долгожданный звонок: Чиано сообщил диктатору о последних изменениях в германо-польском конфликте. Вернувшись к Кларе, дуче передал ей новость: война вот-вот разразится. «Бедные поляки, бедные поляки, какую катастрофу они устраивают! – воскликнул Муссолини. – Как они могут так обманываться – верить, что им помогут французы или англичане?»[171]

Глава 8

Война начинается

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное