Пара из дома номер 9

Наблюдая за тем, как отец выжимает в кружку чайный пакетик, Тео задается вопросом: а любил ли он когда-нибудь этого человека? Да, он жалел его, чувствовал долг по отношению к нему, чувствовал ответственность за него после смерти матери. Но любовь? Он не уверен. Может быть, в детстве, когда Тео еще был полон надежды, что отец может начать заботиться о нем, может стать тем самым отцом, о котором он всегда мечтал… Он с ужасом понимает, что не любит своего отца. Этот старик слишком холоден и жесток, и Тео надоело пытаться мысленно искать ему оправдания.

Можно было бы сейчас же уйти отсюда и никогда не возвращаться. Он бы так и сделал – если бы не думал о том, что маму это разочаровало бы. А вот отцу было бы совершенно наплевать, если бы Тео перестал его навещать.

– Ладно, – произносит он, спрыгивая с барного стула. – Мне пора.

Отец поворачивается к нему с удивленным выражением лица.

– Даже чашку чая не выпьешь?

Тео колеблется. Отец действительно хочет, чтобы он остался? Понять его не легче, чем каменную статую. Это предложение мира? И тут Тео вспоминает рассказ Ларри про жалобу Синтии Парсонс относительно сексуальных домогательств. Он вспоминает красные глаза своей матери и синяки, которые она скрывала. Вспоминает, как страшно ему бывало в детстве, когда отец впадал в ярость. Но потом смотрит в голубые глаза отца, белки которых пожелтели от возраста, и чувствует укол сострадания. «Он старый человек. Ему, наверное, одиноко».

– Хорошо. Ты мне не нальешь? – поневоле произносит Тео.

30

Саффи

Том, как и обещал вчера вечером, берет на следующий день больничный, хотя я и убеждаю его, что в этом нет необходимости.

– Я просто хочу удостовериться, что он не придет снова, – говорит он за завтраком. Идет дождь – впервые за несколько недель, – и в коттедже холодно и сыро. Окна нужно заменить, но мы не можем думать об этом в текущей ситуации – нет ни времени, ни денег. На то, чтобы сделать пристройку, средств у нас еще хватит, но вот на окна… Сквозняк просачивается сквозь плохо подогнанные рамы, и я дрожу в пижаме, глотая чай «Ред буш» – единственное, что я могу сейчас пить – за кухонным столом. Я чувствую себя невыспавшейся после того, как провела всю ночь, ворочаясь и беспокоясь о маме и испытывая страх перед человеком, который называет себя Гленом Дэвисом.

– Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за нас, – говорю я, когда мама входит в комнату. В руках у нее охапка одежды. У меня даже не было возможности расспросить ее о вчерашней беседе с Аланом Хартоллом.

– Можно мне воспользоваться стиральной машиной? – спрашивает она. – У меня совсем нет вещей, которые можно было бы надеть. Слава богу, я взяла с собой запасную пару обуви. Не могу поверить, что мои любимые босоножки вышли из строя.

– Дайте их мне, я попробую починить, – говорит Том, встает и относит пустую тарелку и чашку в раковину. Потом надевает свои забрызганные краской джинсы с дырами на коленях. Он хочет начать ремонт в маленькой спальне. Я знаю, что таким образом мой муж пытается сделать так, чтобы я снова радовалась ребенку и нашему дому и отвлеклась от всего остального. Я не могу признаться ему, что с каждым днем чувствую себя здесь все неуютнее.

Мой телефон вибрирует, и на экране высвечивается номер отца.

– Твоя мама в итоге вернулась домой? – Это первое, что он спрашивает, когда я беру трубку.

– Да. – Я скашиваю глаза на маму, она отвечает мне красноречивым взглядом. – Она потеряла свой телефон. Все… все в порядке.

Я не хочу волновать его, упоминая, что на маму по дороге домой напали и угрожали ей.

– Это твой отец? Могу я с ним поговорить? – осведомляется она, встает и прежде, чем я успеваю ответить, забирает у меня телефон и прикладывает к уху. – Юэн? Да, это я. – Выходит из комнаты в коридор, так что я уже не могу разобрать, о чем они говорят.

– Какая невоспитанность! – говорю я Тому, и мы неловко смеемся, когда он опускается в кресло рядом со мной.

Мама возвращается через пять минут и возвращает мне мой телефон. Она не говорит мне, о чем они беседовали. Вместо этого наливает себе чашку чая и присоединяется к нам за столом.

– У меня появилась идея, – объявляет она. – Думаю, нам следует уехать в Испанию. Вы можете пожить у меня некоторое время.

Я чуть не давлюсь своим чаем.

– Ты шутишь?

– Мне кажется, здесь небезопасно оставаться.

– Но как же наша работа? И что будет с бабушкой? Мы не можем просто… взять и уехать.

– В Испании есть дома престарелых, – говорит мама. – Мы можем взять бабушку с собой.

– Если мы уедем, – прагматично возражает Том, – все наши проблемы будут ждать нас здесь, когда мы вернемся. Мы не можем убежать, Лорна.

В этом-то и проблема с мамой. Она всю жизнь считала, что бегство – это ответ на все вопросы.

От чего же она убегает на этот раз? Есть ли что-то, о чем она мне не говорит?