Пара из дома номер 9

По пути к дому престарелых мама рассказывает мне о своем визите к Алану Хартоллу. Том остался дома со Снежком охранять коттедж, сказав, что собирается ободрать обои в маленькой спальне. При этих его словах по маминому лицу прошла печаль. Она помнила эти обои. Это были ее обои из тех времен, когда она была маленькой, – связь с прошлым.

Когда мы уходили, я не забыла дать Тому номер сержанта Барнса на случай, если он заметит, что Дэвис рыщет вокруг дома. Потом, когда я вернусь домой, я сама позвоню Барнсу, чтобы сообщить о том, что случилось с мамой. Дэвису не должно сойти с рук нападение на женщину прямо на улице.

– Итак, я думаю, что Шейла Уоттс присвоила личность Дафны Хартолл. Я уверена, что женщина, которая жила у твоей бабушки, – это она же.

– И она лгала бабушке?

Мама пожимает плечами.

– Не знаю. Мы можем попробовать спросить ее об этом, когда приедем туда. В любом случае я попросила твоего отца проверить, что он может узнать о Шейле Уоттс и Дафне Хартолл.

– Я уже спрашивала его о Шейле, – говорю я, объясняя про досье и про то, как нашла имя Нила Люишема в статье, относящейся к другому делу. – Нам нужно обратиться в полицию, я уверена, – говорю я, зная, что мама не согласится. – Детектив-сержант Барнс, возможно, сможет разобраться во всем этом.

– На кого работает Дэвис и что ему известно? – задумчиво произносит мама. – Тьфу, это просто пипец какой-то!

– Мама! Не выражайся!

– Ну извини, но это так. А пытаться добиться чего-либо от бабушки – все равно что драть зубы по одному.

Идет сильный дождь, «дворники» на моем «Мини Купере» сердито скрипят, работая в полную силу. Приходится включить отопление, потому что я вижу, как мама дрожит в своем тонком пиджаке. Она отказалась взять плащ у меня или Тома. Ее темные кудри – так похожие на мои, только короче, – от сырости вьются еще сильнее.

Когда мы прибываем, бабушка, как обычно, сидит в кресле у стеклянных дверей, выходящих в сад; как обычно, я думаю о том, что она, должно быть, скучает по возне в теплице, уходу за редиской и посадке луковиц на своем участке. Звук дождя, барабанящего по двойным стеклопакетам, в сочетании с тропической жарой придает комнате уют. На бабушке зеленый джемпер, который я купила ей на Рождество два года назад. Перед ней лежит незаконченный пазл с изображением собаки – тот самый, который мы уже собирали. Ее поредевшие волосы кудрявятся вокруг лица, как вата. У меня – как и каждую неделю – замирает сердце, когда я вижу ее такой маленькой и уязвимой.

Она улыбается нам с мамой, когда мы садимся на стулья рядом с ней. Но это вежливая улыбка. Такая, какую дарят незнакомцам.

– Чем могу быть полезна? – спрашивает она. Я чувствую, как мама напрягается рядом со мной.

– Бабушка, это я, Саффи.

Ее глаза загораются.

– Саффи!

– И твоя дочь, Лорна, – добавляет мама.

– Лолли!

Я вытираю слезу, выступившую в уголке глаза, надеясь, что никто не заметил. Никогда раньше не слышала, чтобы она называла мою маму этим именем, и мне интересно, не вернулась ли она в прошлое, в то время, когда мама была маленькой девочкой.

– Да, – говорит мама, в ее голосе слышится облегчение. Она берет бабушкины руки в свои ладони. – Это Лолли.

– Прости меня, Лолли, – говорит бабушка, и лицо ее идет складками. – Мне так жаль…

По ее щекам текут слезы. Мне кажется, что мое сердце сейчас разорвется.

– О чем ты жалеешь? – ласково спрашивает мама, ее глаза полны беспокойства, когда она смотрит на меня, а затем снова на бабушку. – Ты не должна ни за что извиняться.

– Полиция вернется?

– Не беспокойся о полиции. Я с ними разберусь, – твердо говорит мама, потом, словно фокусник, достает из кармана бумажный платок и протягивает бабушке. Кажется, у нее всегда есть про запас эти платки – бог знает где, при ее-то облегающих нарядах. Бабушка берет платок и вытирает слезы.

– Мама… – Моя мама колеблется, бросает на меня обеспокоенный взгляд. – Могу я спросить, помнишь ли ты человека по имени Нил Люишем?

Бабушка смотрит на маму широко раскрытыми глазами, но ничего не говорит.

– А Шейлу Уоттс ты не помнишь? – допытывается мама.

– Шейлу Уоттс?

– Да. Ты уже упоминала о Шейле, помнишь?

Бабушка поворачивается ко мне, все еще вытирая щеки.

– Джин ударила ее по голове. Джин ударила ее по голове, и она больше не встала.

– Джин ударила Шейлу? – спрашиваю я.

– Нет. Джин ударила Сьюзен. Сьюзен умерла, – говорит бабушка, и в голосе ее звучит легкое раздражение, как будто мы должны знать, о чем она говорит.

«Сьюзен? Кто такая, черт возьми, Сьюзен?»

– Сьюзен – это тело в саду? – спрашиваю я мягко, не желая пугать ее.

– Я не знаю, в саду ли она, – говорит бабушка, нахмурившись, разрывая платочек в руках. – Я не знаю, куда они ее положили.

– Кто это «они»?

– Люди, которые пришли забрать ее, конечно. Они же не собирались просто оставить ее там истекать кровью, правда?

Краем глаза я вижу на мамином лице недоуменное выражение.