Парадигма греха

– Так ты, оказывается, нормальный человеческий язык знаешь! – насмешливо сказал Калошин. – В общем так, из всего твоего словесного мусора выводим следующее: сумку кто-то выкинул на помойку, топоры подкинули. Почему именно тебе? Кто мог это сделать, ты не знаешь! Так? А принести сумку в милицию не догадался? Сейчас тут не сидел бы!..

– Ну, «беспонтово» получилось! Признаю! «Запорол косяк»! – Лешуков покаянно приложил руку к сердцу. – Слушай, начальник, дай мне «выпуль», не «дерну» никуда! «На лиман» не сяду! Сам искать буду, гада!

– О-о! Вот этого-то как раз и не будет! Никакой тебе подписки о невыезде! Ещё «наломаешь дров»! И, вообще, твоя невиновность под бо-ольшим вопросом! Посидишь, побеседуешь со следователем, а мы пока поищем, кто же так безграмотно тебя подставил! Тебе это только на пользу! Другой раз своим «балабасом» будешь работать!

Дождавшись, когда Лешукова уведут, Калошин в изнеможении присел на жесткий диван и закрыл глаза. Сам допрос и события последних дней, казалось, забрали последние силы. Майор задремал. Перед глазами выплыл ботинок, и тут же стукнул Калошина по руке. Он резко открыл глаза: перед ним стоял Гулько.

– Извини, Геннадий Евсеевич, экспертизу закончил. Посмотришь?

– Читай сам, – вяло махнул рукой Калошин.

– Значится, так! Кровь на маленьком топорике по групповой принадлежности совпадает с кровью Иконникова. Лезвие полностью ложится в рану, один к одному! «Пальчиков» на этом топорище нет! А вот на большом – отпечатки Иконникова. Оторванный карман «принадлежит» сумке, найденной у Лешуковых. На нем же и следы крови, видимо, с топора! Им отпороли карман. В сумке те же следы крови, топор в ней, похоже, несли. На сумке отпечатки Лешукова и Иконникова. На топоре Лешукова – кровь птицы, надо понимать – курицы. Следы протекторов ботинок со двора Иконникова и Войтович – один в один – от подошв ботинок из дома Кашубы. Ботинки недавно вычистили кремом, но в рантах я нашел немного крови, совпадение с кровью Иконникова. Значит, на одежду точно попала… Так… Что ещё? В доме Войтович отпечатков столько, как в Московском метро, но на рамке с фотографиями, на самих фотографиях и на ящиках комода – чисто, как в больничной лаборатории. Такое устраивает?

– Всё меня устраивает, Валерий Иванович! – Калошин тяжело вздохнул. – Только вот устал я что-то!

– Не заболел? – Гулько участливо прикоснулся ладонью ко лбу майора.

– Давай по сто грамм! – Калошин, кряхтя, поднялся и подошел к сейфу.

– Сходи на свидание к своей Светлане! Усталость только женская ласка снимает! – Гулько выпил и, сославшись на неотложные дела, ушел.

Калошин вдруг подумал, что давно не звонил Лане, а она не «лезла на глаза», хотя майор был бы не против того, чтобы услышать телефонный звонок от неё.

Светлана откликнулась сразу и безоговорочно заявила, что будет ждать его в любое время.

Вечером Калошин решил сначала заехать к Ерохину в гостиницу, узнать, нет ли новостей от Дубовика.

Подходя к номеру, он оглянулся и с удивлением увидел, как в другую сторону от лестницы по коридору идут Рустемова с Жерновым. Лежащая на талии женщины рука журналиста яснее всяких слов говорила об истинных отношениях этой пары.

Калошин недоуменно пожал плечами, потом, решив, что это его не касается, мысленно чертыхнулся и постучал в дверь.

Ерохин, хоть и был ещё бледен, но на лице его уже светилась благодушная улыбка, и он даже держал в руке бутерброд, откусывая от него большие куски.

– Я очень рад, что вы зашли! Хотел прийти в отделение, да «штормит» до сей поры! Врач сказала, что яд серьёзный. Но надеюсь, все пройдет без последствий, – говоря это, он тянул Калошина за рукав к столу. – Составьте компанию, отужинаем. Одному скучно. Правда, у меня только бутерброды. Сойдет?

Майор с удовольствием согласился, и, прихлебывая горячий крепкий чай, слушал жалобы Ерохина на медиков, которые «закололи» его уколами и «закормили» таблетками.

– Ну, так, сам говоришь – яд серьезный. Угораздило же тебя! – покачал головой Калошин. – А не помнишь, кто сидел рядом с вами? С тобой и Солопеевой?

– Пытаюсь вспомнить… Но как-то все эти старушки у меня в голове перепутались! Одинаково бесцветные, в черных платках… Разговаривали тихо, даже голосов толком не помню, шуршание одно…

– А ведь получается, что одна из них явно подыграла преступнику! – сказал Калошин.

– У меня возникала такая мысль, что это просто совпадение, кто-то решил свои проблемы, о которых мы не знаем, – предположил Ерохин. – Я хочу сам с ними поговорить, вдруг что-то всплывет, какая-нибудь старая вражда.

– Мы, кстати, всех собрали вчера, попросили вспомнить, кто и где сидел, когда вставал, куда ходил, но!.. – Калошин развел руками, – или хитрят, или, на самом деле, плохо помнят! Черт их разберет!

– Да, с этого конца трудно подобраться к преступнику! Дождемся, что подполковник привезет!

– Кстати, где он? Когда приедет?

– Не поверите – в Воркуте! Нашел «химика», вернее, его след и колонию, где тот отбывал или отбывает срок!