«Паралитики власти» и «эпилептики революции»

После допроса подсудимого Урусов спросил генерал-прокурора, признает ли он необходимым приступить к судебному следствию. Набоков ответил, что он «об этом ходатайствует». Со своей стороны, защитник заявил, что он не имеет ничего против допроса свидетелей, хотя и не видит в этом необходимости, так как подсудимый не отрицает обвинение. А. К. Соловьёв со своей стороны сказал, что отказывается вообще от защитника, который «ничего не может сказать в его оправдание». Однако Набоков настаивал на том, чтобы «предоставить защитнику, назначенному судом, продолжать исполнение своих обязанностей». Суд с этим согласился.

Затем, по предложению председателя, членам суда, генерал-прокурору, защитнику и подсудимому были предъявлены приобщенные к делу вещественные доказательства: револьвер, яд в ореховой скорлупе, которым хотел отравиться Соловьёв сразу же после покушения, план местности, отобранный у него, его одежда и фуражка.

Подсудимый вновь был допрошен, в связи с принадлежностью ему предметов, фигурировавших в качестве вещественных доказательств. Д. Н. Набоков пытался выяснить у него вопрос о приобретении яда. Соловьёв отвечал уклончиво: не помню, забыл.

В судебное заседание были вызваны в числе других свидетелей сестры А. К. Соловьёва — Ольга и Елена, его брат Николай и жена, Екатерина. При входе в зал суда с Еленой Соловьёвой сделался истерический припадок, и ей была оказана медицинская помощь. Ольга и Николай согласились дать показания. Допрашивали их без присяги.

Д. Н. Набоков особенно тщательно допрашивал Николая Соловьёва. Приведу небольшой отрывок из стенографического отчета.

«Министр юстиции. Во время последнего своего пребывания ваш брат большую часть дня был вне дома. Возвращаясь домой вечером, не приносил ли он с собою каких-нибудь книг или газет?

Н. Соловьёв. Газеты приносил: „Земля и Воля“ и приложение.

Министр юстиции. Много он приносил их?

Н. Соловьёв. Только раз принес порядочно. Я не могу точно определить, сколько: так, пачку с палец толщиною.

Министр юстиции. Они были еще свежие или уже находились в употреблении?

Н. Соловьёв.

 Не заметил.

Министр юстиции. Вы рассматривали их?

Н. Соловьёв. Да, рассматривал; но была ли свежая печать — не помню.

Министр юстиции. Брат не говорил вам, каким образом он получал эти издания?

Н. Соловьёв.

 Нет, не говорил, и я его не спрашивал.

Министр юстиции. Он вам не говорил, получает ли он их прямо из типографии или через других лиц?

Н. Соловьёв. Нет, не говорил.

Министр юстиции. Не говорил ли он вам, что существует подписка на эту газету, что собираются деньги на ее издание?

Н. Соловьёв. Это было раз. Я спросил: есть ли подписка. Он сказал, что через него нельзя подписаться, потому что он скоро уезжает.

Министр юстиции. Этот револьвер вы видели у брата?

Н. Соловьёв. Да, видел; сначала у него был другой револьвер, поменьше. Этот же револьвер я увидел у него в первый раз в субботу на вербной неделе. Брат сказал мне, что этот револьвер сильнее бьет; он объяснял приобретение его тем, что уезжает, что он нужен на дорогу…

Министр юстиции. Не заметили ли вы в нем какой-нибудь особенной перемены с вербной недели?

Н. Соловьёв. Он скучный был. Ночевал я с ним в одной комнате, в которой спала также и сестра Елена.