Тот напугавший Вику хрен неожиданно появляется прямо передо мной, вызывая мгновенную неприязнь и желание вместо ответа натолкать ему полную пазуху хуев. Но сначала выколотить из этой туши признание, почему она трясется как осиновый лист от одного его вида.
— Ага, я, — говорю в нарочито грубой форме. Давно искоренил в себе привычку изображать наигранную вежливость, если человек с первого взгляда мне неприятен.
— Как она? Надеюсь, ничего серьезного?
Я прищуриваюсь, потому что меня ни хрена не обмануть этой натянутой на одно место заботой.
— Вы давно не виделись, да? — спрашиваю вместо ответа. — Вика выглядела очень удивленной.
— Ну… наверное, можно сказать и так.
Делаю мысленную отметку, что это «давно» может быть даже больше, чем пара лет, которые я предположил в самом начале. Возможно, это даже кто-то, кто был у нее до меня: Вика никогда не рассказывала о своем прошлом, хотя ко мне попала уже не девственницей, но мне было все равно — никогда на таком не заморачивался. Да и глупо было бы верить, что двадцатилетняя красотка вдруг окажется нетронутой, блядь, как майский ландыш. Но если этот мужик действительно был у нее до меня, то это явно какая-то нездоровая хуйня, потому что между ними минимум лет пятнадцать разницы, а значит, ему было крепко за тридцать в то время, когда Вика только-только закончила школу.
Желание оторвать ему яйца крепнет буквально с каждой секундой.
— Я знал ее отца, — поясняет мужик. — Коля всегда был… непутевым. Но дочку любил. Попросил меня присматривать за ней. Наверное, чувствовал, что плохо кончит.
Родители Вики разбились на машине — на полном ходу тачка просто влетела в бетонное заграждение и обоих пассажиров буквально раздавило, потому что в старом «Жигуленке» не было и не могло быть даже элементарных подушек безопасности на такой случай. Вика никогда не любила рассказывать об этом — бабушка была ее единственной семьей и, как я теперь знаю, единственным живым существом, которое она искренне любила. Я даже толком не знаю, сколько Вике было лет, когда все это случилось, но ее бабушка однажды обмолвилась, что из-за случившегося она плохо сдала выпускные экзамены из средней школы. Значит, не больше четырнадцати.
Мои кулаки сжимаются сами собой, стоит представить причину, по которой Вику так напугало это «восстание из прошлого».
— Она ничего не рассказывала о друзьях отца, — говорю максимально сдержано, хотя внутренности разрывает от желание схватить его за шиворот и пинками выколотить признание.
— Я не удивлен. — В голосе Егора звучит снисхождение.
— Для этого есть причина?
— Ну… как бы это помягче сказать. — Он мнется, как будто набивает цену своему будущему откровению, потом достает сигарету и закуривает, задумчиво глядя вдаль. Но образу «глубокой печали» категорически мешает взгляд, который Егор то и дело бросает на часы.
— Можно сказать как есть.
— Дело в том, что Вика всегда была… впечатлительной. А Николая трудно было назвать заботливым отцом. Хоть о покойниках нельзя плохо вспоминать, но он был тем еще козлом. Поэтому Вика… В общем, она всегда была жадной до чужого внимания, особенно мужского. Как уличная собака: погладишь — и она уже преданно смотрит в глаза.
— Типа, влюбилась? — перебиваю его рассуждения.
Егор кивает.
Почему я не удивлен, что все его «неохотные откровения» в конечном итоге сведутся к тому, что в Его Великолепное величество однажды влюбилась впечатлительная дурочка, а он приложил максимум усилий, чтобы их отношения не вышли за рамки дружеских. Хотя что-то мне подсказывает, что насчет второй части своего предположения я пиздец как ошибаюсь.
— С ней все будет в порядке? — Разделавшись с сигаретой, Егор опять заводит старую пластинку о глубоком беспокойстве.
Он меня, по ходу, совсем за дебила держит, раз думает, что я поведусь на такой откровенный пиздеж.
— А в чем, собственно, дело? — спрашиваю и внимательно слежу за реакцией этого сердобольного седого козла.
Хотя нутром чую, что меня эта херня вообще не должна парить, как и все, что касается Вики. Вдруг у нее тут на горизонте образовался старый «новый» спонсор.
Я в который раз за день напоминаю себе, что меня не должно парить, как и с кем Вика устроит свою личную жизнь. Но сколько бы раз я не повторял эту херовую мантру, она ни черта не действует, даже наоборот — мне все сложнее подавлять искушение все-таки открутить этому «Егору» башку. Или яйца. А еще лучше — весь комплект. На всякий случай.
— О, вы типа… пара? — Егор достает еще одну сигарету, зажимает ее между пальцами, но так и не подносит зажигалку.
— Мы, типа, коллеги, — выбираю самую сухую формулировку из возможных.
Он как будто собирается что-то сказать, но после очередного взгляда на часы, резко спохватывается, желает Виктории скорейшего выздоровления, мне — хорошего дня, и буквально бегом бежит до припаркованного на больничной стоянке авто. Нормальная такая тачка, и тот факт, что садится этот хер не на водительское сиденье, тоже о многом говорит. Пытаюсь разглядеть номер, чтобы потом откопать, что за Егор такой, но опять себя останавливаю.
Это вообще не должно меня парить.