Партия жертвы

Позвонил папа. Еле заставила себя снять трубку – боялась, что он по голосу поймёт, что со мной что-то не так. Но оказалось, что, для того чтобы голос звучал как обычно, много усилий не нужно. Другое дело, когда требуется и лицо подогнать – хорошо, что папа не признаёт видеозвонки.

– Ты как, дочь?

– Нормально.

– Как занятия?

– Нормально, – пауза. – Хорошо.

Последнее слово пришлось выдавить из себя.

– Деньги ещё остались?

– Да. Спасибо, пап.

– Переведу ещё на неделе, подъёмные вот-вот придут.

Киваю молча, как будто от слова «да» переломлюсь пополам.

– Дочь?

– Да.

Не переломилась.

– На выпускной-то отца позовёшь?

Пауза. Мгновение, которое мне нужно для того, чтобы собрать себя и соврать:

– Я пока не знаю, пап. Туда вроде нельзя никого… Тем более, долго ещё. Я потом скажу тебе.

– Принято. Ну, на связи, дочь.

Мне снова хотелось орать.

Я шла, ускоряя шаг, сама не зная, куда и зачем спешу. Крюк до Дворцовой, потом по Невскому. Дальше-дальше, через мост, мимо Литейного. Свернула в проулок, потом в подворотню. Здесь всегда сквозняк, пробирающий до костей. Замерла. Кто-то идёт за мной или почудилось? Обернулась. Никого. Всего лишь позёмка по следам. Вышла в гулкий тёмный колодец: во всём доме горели только три окна. «Неужели уже так поздно?» Ворвалась в подъезд. Старая дверь с лязгом захлопнулась за моей спиной.

Мама, где ты? Поговори со мной хоть раз! Один единственный раз! Я хочу к тебе! Забери меня, пожалуйста, забери!

Я орала не своим голосом. Рыдала и выла. Прижималась головой к изрисованным ледяным стенам и царапала, била их кулаками. Опустилась на грязные ступени, откинувшись на посеревшие от пыли железные перила.

Идеальная Женя уже давно спит в своей мягкой постельке. Ей простят любые выходки, а потому она спит спокойно. И ей снится завтрашний класс, где Виктор снова будет твердить, как зазубренное:

«Женечка, ещё разок для особо одарённых повторите, пожалуйста».

«Внимание на Женю – не сможете повторить, так хоть на настоящую балерину в кои-то веки посмотрите!»

«Женечка, вас прошу смотреть исключительно на собственное отражение в зеркале. Исключительно! Ничего другого вам видеть не нужно. Я бы и сам не смотрел, да работа такая».

Смотрит и рот кривит от отвращения. А глаза у него как стальные лезвия: режут, режут, режут. От меня уже ничего не осталось. На плече красные отметины от пальцев – схватил, когда правил арабеск. А вчера и вовсе из класса выгнал: видите ли, я недостаточно вспотела!

Я хваталась руками за пыльные перила и трясла их в исступлении.

И как я раньше не поняла? Он хочет избавиться от меня. Боится, чтобы не пришлось краснеть на выпускном. Он и не думает допускать меня в основной класс. Ни за что не допустит! Скоро эта их постановка, в которой я не участвую, а потом… Какие-то пара месяцев до выпускного. Он вышвырнет меня, как сегодня из класса. А Самсонов ничего не скажет. Бездарная девочка кому нужна? Он не захочет слышать шушуканье хореографов Мариинского в зале: «И как Вагановка выпустила такое?», «Да… Год от года подготовка всё хуже…». Они возьмут идеальную Женю. Может, ещё парочку ребят. Все остальные – даже прекрасные танцоры – на выход. А меня выпроводят ещё раньше, чтобы не портила картину.

Я рыдала и никак не могла нарыдаться. Тёрла лицо руками, размазывая по щекам грязь, которую собрала с перил. И ржавчину, намертво въевшуюся в ладони. Она не сходит. Наоборот, каждый раз, когда мою руки, замечаю как новые и новые бурые пятна расползаются по коже.

Меня спугнул неясный звук, шедший сверху. Я быстро вытерла лицо и поднялась на ноги. Долгий взгляд сквозь тёмную пустоту пролётов. Тишина. Затем едва различимый шорох и всхлип, словно кто-то тихонько плакал там, наверху. Я поднималась по лестнице, ускоряя шаг. Тихие всхлипы, оборванные стоны. Совсем рядом. Наверное, уже на этой площадке… Нет. Никого.

Ещё один пролёт, и снова звук замер в тот самый момент, когда я почувствовала, что вот-вот услышу его отчётливо. Я проходила площадки одну за другой – и никого. Голые стены, обшарпанные ступени, наглухо запертые двери. Чёрной лестницей больше не пользуется никто во всём подъезде – только старуха.

Всего один пролёт до квартиры, как вдруг… Я снова услышала всхлип, но он шёл снизу – оттуда, откуда я только что ушла! Что за бред? Я спустилась на пролёт вниз, и снова никого. В окне лестничной клетки была распахнута форточка. Сквозняк гулял по площадке, заставляя скособоченную раму стонать от каждого порыва. То, что я слышала… неужели ветер?

Когда я вернулась, в квартире было тихо. Выдох: всё, что угодно, только бы не видеть и не слышать её. Мне снова почудились какие-то всхлипы. Да, точно. Войдя в комнату, я услышала их ещё отчётливее. Шагнула к кровати, задрала ковёр и собиралась прислонить ухо к двери, но так и не сделала этого. Дверь! Она открывала её – на ручке красные мясные ошмётки – она входила ко мне!