Партия жертвы

Хорошая балерина даёт им движение, а не усилие по его выполнению. Великолепная балерина даёт так называемый «полёт». Но Воплощение способно дать ещё больше – крылья. И ощущение, что летать способны сами зрители. Поэтому они вскакивают с мест – хотят лететь вслед за ней, унестись ввысь. И дело здесь не в технике и не в данных.

Вы подпишете мне приговор не раньше, чем увидите меня на сцене. Я буду Сильфидой. Я знаю, что буду Сильфидой. Пусть пыхтит и дуется «идеальная» Женя. Пусть косятся и шепчутся другие девчонки. Постановка на следующей неделе. И Сильфидой в ней буду я.

Я машу ногами на батманах и чувствую приятное растяжение в паху: ещё полсантиметра. Я сажусь в плие и выворачиваю бёдра так, что чувствую себя лягушкой на столе для препарирования. Я выгибаюсь в пор-де-бра, и вот уже я арочный мост над венецианским каналом.

«Хорошо, Алина, хорошо!» – слышу голос хореографа, и сердце готово выпрыгнуть. Моё имя в этих стенах звучит не впервые. Но впервые так, что я хочу его слышать.

Я вижу, как пыхтит от злости Женя. Замечаю, как бегают глаза Эммы, то и дело косясь в мою сторону. И Таня тоже мной заинтересовалась: снова и снова хореограф просит её отвернуться от зеркала, в котором я перехватываю её напряжённый взгляд. Не иначе как за свою партию боится. Зря. Она мне не нужна.

Только Лера на меня не смотрит. С этими полуприкрытыми глазами она похожа на вяленую рыбу. Так и хочется крикнуть: «Эй, проснись! Посмотри на меня! Вот она я – ваша новенькая!».

У каждой из них есть что-то. У Жени отточенные «злые» движения и улыбка – просто натяжение кожи на лице – не больше, хотя и выглядит красиво. Она улыбалась искренне, только когда Виктор орал на меня. Сейчас она держит мимику усилием мышц. И стреляет в меня хищными глазами.

Эмма порывиста. Она много работает и чересчур напрягается, пересиливая себя. Она спешит, и её ноги часто выскакивают из музыки. У неё тревожный взгляд, слишком резкие взмахи рук и повороты головы. Она – перепуганная птичка.

Таня тяжела. И взгляд у неё тяжёлый. В Пермском тоже были девочки, которые из миниатюрных куколок к пятнадцати вымахивали в дородных матрон. Можно уйти, принять свою природу. Но те, кто остались, обречены мучиться. Не есть. Увеличивать нагрузку. Снова не есть. И снова увеличивать нагрузку. Я видела эти мучения в её взгляде. У неё нет уже сил бороться с собственной природой, а со мной и подавно. Поэтому моему приходу и тем более успехам она не рада. До сих пор она слышала от Жени только плохое обо мне и улыбалась про себя. Но я её не виню. Просто у нас одна цель. И хотя сейчас мы находимся на разных ступенях, обе знаем, что у меня гораздо больше шансов её добиться.

Я участвовала только в общем разогреве, а потом с завистью поглядывала на остальных, репетировавших совместные куски. Мне танцевать было нечего: чтобы получить роль, придётся говорить с Виктором, а возможно, и лично с Самсоновым…

Во время репетиций солистов я снова торчала под лестницей. Руслан подкрался незаметно. Гибкие пальцы обвили талию сзади, словно щекоча, и в то же время ощупывая. От неожиданности я соскочила со скамейки и ударилась головой о свод лестницы. Руслан расхохотался. Я принялась растирать лоб, надеясь, что не будет синяка. Смешно. Очень смешно.

Он осматривал меня с головы до ног так, словно я экспонат в музее диковинок, а он – коллекционер-фанатик. Поедающий и смакующий каждый кусочек – вот какой у него был взгляд. Он трогал меня целый час на вчерашнем занятии. И теперь трогал снова: пальцы его меня не касались, но взгляд делал всё за них. Трогал, щупал, лапал.

Я не смущалась. Дуэтный танец – о прикосновениях. Партнёр, кем бы он ни был, может дотрагиваться везде. Любая девочка, которая хочет танцевать, должна привыкнуть к этому. И всё же мне было неприятно. Я отступила назад, пытаясь вырваться из поля досягаемости его так явно осязаемого взгляда, но это оказалось бесполезно. Маньяк.

Говорить нам было не о чем, и беседа не клеилась. Одна за другой фразы «ни о чём» повисали в воздухе, создавая неловкие паузы. Я хорошо понимала, что мы рядом только потому, что ему хотелось попялиться на меня и насладиться моей реакцией. Её не будет – просто перетерплю.

Комплимент моим успехам в классе прозвучал вымученно. Я ответила, поздравив его с главной ролью в «Сильфиде». Снова порция липких скользящих взглядов. Он поднёс руку к губам, словно вытирая слюни. До чего противно.

Ещё комплимент моим природным данным (и это, конечно, уже лукавство). Зеркальный комплимент от меня. Он сделал шаг ко мне, но я отступила назад. Лукавая улыбка мелькнула на его губах. Ему нравилось играть. Новая игрушка – это я. Ему нравилось, что я не поддавалась, и шансы на то, что спустя две минуты мы будем сосаться под этой лестницей, равнялись нулю. И в то же время он предвкушал, что, если только захочет, уже вечером вполне легально облапает меня на занятии.