Партия жертвы

В его взгляде читались эти мысли, но внутри у меня ничего не ёкало. Мальчики подглядывали за нами в раздевалках класса с третьего, наверное. Пробирались в душевые, таскали лифчики из шкафчиков. И вот уже на носу выпускной, но у парней всё те же мысли, те же глупые шутки. Как будто однажды распробовав эти игры, они не могут остановиться.

Руслан ушёл, напоследок одарив меня, похоже, самым томным из взглядов, на которые был способен. А проходя мимо, замедлил шаг и вдохнул поглубже. Это даже не смешно. Я отвернулась.

В вечернем классе я появилась раньше обычного. Виктор уже был там: только что закончил репетицию с «идеальной» Женей. Не глядя на неё, я прошла через весь класс: «Мне нужно поговорить с вами». Сегодня его взгляд, как стальной вращающийся нож для разделки туш, а значит, он уже в курсе, что я была на общей репетиции без его разрешения.

Он ждал, наверное, что я с извинениями, но я с ходу заявила, что хочу участвовать в постановке. Виктор на мгновение окаменел, а потом порывисто зашагал к репетиторской каморке, бросив на ходу: «За мной!» Женя, всё ещё торчавшая в классе только для того, чтобы погреть уши, аж задёргалась. Сейчас снимет пуанты и на цыпочках к каморке подползёт, лишь бы услышать.

Наш разговор начался с того, что я просто молчала. Виктор изливал на меня накопившееся. Я услышала о том, что возомнила о себе что-то не то. О том, что никакого разрешения на участие в репетициях он, конечно, не давал и не даст. О том, что у него не укладывается в голове, как я вообще додумалась соврать об этом и могла надеяться, что он не узнает. О том, что подобное своеволие недопустимо. И о том, что постановка мне не светила и раньше, а уж теперь и тем более. Да, ещё он упомянул о том, что одно-единственное нормально отработанное занятие ничего не значит.

Без разницы. Я всё равно пойду завтра на репетицию вместе со всеми. Виктор аж подпрыгнул, услышав об этом. «Только попробуй!» – прошипел он. Я попробую. Ещё как. Можете сколько угодно пытаться задвинуть меня подальше, я всё равно буду танцевать.

Батман фондю. Фондю вперёд. Фондю назад. Фондю в сторону. Анлер, анлер, анлер.

На занятии я хороша. И Виктор это знает, хотя и не смотрит в мою сторону. Я напрягаюсь, выгибаюсь, тянусь, растекаюсь, собираюсь, сжимаюсь, разлетаюсь. Я танцую.

Женя топочет как слон – наверное, плохо стельку подрезала. У неё и причёска сегодня какая-то всклокоченная. Да и сама она как будто вздёрнутая, что ли. Может, на репетициях не клеится? Или сообразила, что партию свою не сильно-то способна станцевать? Хотя, может, и не из-за этого. Есть ведь ещё Руслан.

Если сохнет по нему, то точно от злости затряслась, когда услышала, что мы вместе тусили под лестницей. Она-то хорошо знает, зачем он туда девушек водит. Теперь злится, ревнует, изводит себя. А я танцую.

Па-де-бурре. Два пируэта. Па-де-бурре.

Мелкие завидуют мне. Точнее моим переменам. Они днями потеют на классике и характерном, а вечерами здесь – в классе для отстающих, но прогресса нет. А я пришла никакая и вот раскрылась. Ни одного замечания. Я танцую. Я летаю. Я дышу.

Два фуэте с окончанием в аттитьюд круазе.

Я старательно тяну носок и выворачиваю ногу. Приятное напряжение мышц. Даже боль приятная. Это танец. Пот струится между грудями, по спине, волосы липнут ко лбу. Не разбить бы пуанты – денег отец ещё не перечислил. Сама стараюсь не просить, потому что и без того он считает балет пустой тратой. «Вот как бы улицы-то мести не пришлось, дочь, после твоего балета!» С этим девизом мы с ним всю жизнь. А мне, если не балет, то всё равно. Пусть хоть бы и улицы.

В детстве я присматривалась к дворничихам, оглядывала фигуры, лица: какая из них несостоявшаяся балерина? Но все они были какие-то громоздкие, с большими красными руками и оплывшими лицами. Одна только была похожа, она работала в нашем училище: мыла полы и зеркала в классах. Маленькая, хрупкая, лёгкая, белокожая, но очень выносливая: таскала полные вёдра одно за другим туда-сюда по бесконечному коридору. Я была ещё первогодкой, когда она работала. Набравшись смелости, я однажды подошла к ней: «А вы тоже настоящая балерина?» «Нет. Не настоящая», – так она ответила. И я подумала тогда, что в училище, конечно, все должны быть балеринами, даже уборщицы. Хотя она и «не настоящая».

Мы работаем над прыжками. Три соте. Три по второй. И до конца музыкальной фразы шажман. Потом всё с левой.

Виктор хочет, чтобы я забыла о партии в «Сильфиде». Рассчитывает, видимо, что я молча отойду в сторонку и буду думать только о том, как прекрасно выступят его ученики на следующей неделе. О том, как Женечка будет блистать в моей роли! Да-да, в моей роли! Я должна, видимо, радоваться этому! Поздравлять её с успехом!

Меня, конечно, выпустят, никуда не денутся. Пинком под зад вылечу. Только на улицу Росси, а не на Театральную площадь. Вот тебе и будущее – детский кружок хореографии вести! Рассказывать детишкам, какой триумф их ждёт на сцене Большого! А потом одна из малышек выдаст: «А вы сами, Алина Максимовна, настоящая балерина?»