Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

— Нет никакой надобности вспоминать Нюрнбергский процесс, — решительно вмешался мистер Лазенби. — Это все в далеком прошлом. Мы должны надеяться на взаимодействие наших правительств и на сотрудничество наших стран. Прошлое осталось в прошлом.

— Вы совершенно правы, — сказал герр Шписс. — Но сейчас мы говорим именно о прошлом. Мартин Б. и герр Гитлер пробыли с пациентами очень недолго. Ровно через семь минут они вышли оттуда. Герр Б. выразил доктору Рейнхардту благодарность за эту встречу. Машина ждала, и они с герром Гитлером без промедления отбыли. Уехали они очень поспешно — у них была с кем-то назначена встреча.

Все молчали.

— Что дальше? — спросил полковник Пайкэвэй. — Потом что-нибудь случилось? Или успело случиться до их отъезда?

— Один из наших Гитлеров стал вести себя несколько необычно, — сказал доктор Рейнхардт. — Это был пациент, поразительно похожий на герра Гитлера, что придавало ему особую уверенность в его заблуждении. С того самого дня он еще более неистовствовал, утверждая, что он и есть сам фюрер и что ему надо немедленно ехать в Берлин председательствовать на заседании Генерального штаба. В общем, от того небольшого улучшения, которого нам удалось добиться, не осталось и следа. Он стал просто неузнаваем, и я никак не мог понять, почему с ним произошла такая внезапная перемена. Признаться, я почувствовал большое облегчение, когда два дня спустя за ним приехали родственники и увезли домой, чтобы лечить частным образом.

— И вы его отпустили, — сказал герр Шписс.

— Разумеется, отпустил. К нам этот больной попал по собственной воле, принудительное лечение ему показано не было, так что он имел полное право покинуть клинику. И он уехал.

— Я не совсем понимаю… — начал сэр Джордж Пэкхэм.

— У герра Шписса есть одна любопытная версия…

— Это не версия, — сказал герр Шписс. — Это факт. Русские его скрыли, мы тоже. Но сейчас набралось достаточно свидетельских показаний и доказательств.

Гитлер, наш фюрер, в тот день остался в психиатрической клинике по собственному желанию, а пациент, больше других похожий на настоящего Гитлера, уехал с Мартином Б. Впоследствии в бункере нашли труп этого несчастного. Настоящий же фюрер… Впрочем, теперь это уже не важно.

— Но мы должны знать правду, — сказал Лазенби.

— Настоящего фюрера переправили заранее подготовленным маршрутом в Аргентину, где он и прожил несколько лет. Там у него родился сын от красавицы арийского происхождения. Кстати, она, кажется, англичанка, из хорошей семьи. Болезнь Гитлера прогрессировала, и он умер в полнейшем безумии, воображая, что отдает приказы войскам на поле боя. Тогда, в сорок пятом, он мог уехать из Германии только согласившись на такой маскарад. И он согласился.

— И вы утверждаете, что за все эти годы об этом так никто и не узнал? Никакой утечки информации?

— Ходили разные слухи, но кто бы им поверил? Может, вы помните молву, что одна из дочерей русского царя уцелела после расстрела?

— Ну, уж там все было очевидно… — Джордж Пэкхэм запнулся. — Доказательства, представленные ею — грубая фальшивка.

— Одни считали, что это фальшивка. Другие признавали доказательства истинными — а ведь спор вели те, кто знал ее лично. Была ли вдруг объявившаяся Анастасия великой княжной или всего лишь дерзкой крестьянской девчонкой? Чему верить? Молва! Чем дольше она существует, тем меньше ей верят, пока в конце концов она не остается лишь в сердцах романтиков. Слухи о том, что Гитлер остался жив, никогда не затихали. Собственно, никто и никогда не заявлял о том, что его труп был освидетельствован. Русские об этом сообщили, но никаких доказательств, однако, не представили.

— Вы что, всерьез полагаете… Доктор Рейхардт, вы согласны с этим невероятным предположением?