Кризис 2009 года укрепил могущество ФРС в формировании глобальной финансовой сферы. ФРС оказалась в состоянии создавать неограниченные объёмы долларов, которые она использовала для экстренного спасения как американских, так и иностранных банков и финансовых компаний, а также для стимулирования спроса и кредитования в Соединённых Штатах, что позволило американским потребителям и дальше приобретать различную продукцию и поддерживать торговые профициты во всём остальном мире. Однако ФРС действовала в условиях и в силу резко ограниченных возможностей Конгресса (даже когда в 2009 году там имелось значительное демократическое большинство) предпринимать существенные экономические меры по борьбе с финансовым кризисом и быстро углубляющейся глобальной рецессией.
Благодаря масштабным полномочиям ФРС Соединённые Штаты оставались как кредитором, так и покупателем последней инстанции для всего мира — Европейский Центробанк (ЕЦБ) оказался неспособен или не готов играть эту роль. Наряду с другими институтами Евросоюза, ЕЦБ оставался приверженным угрюмому неолиберализму.[1005]
МВФ в 2009 году был уполномочен увеличить свои займы на 1,1 трлн долларов. Но в сравнении с 4,5 трлн долларов, потраченных ФРС, вклад МВФ был определённо недостаточным, в значительной степени потому, что Соединённые Штаты оказались способны заблокировать предложение Китая, Франции и России значительно расширить специальные права заимствования МВФ, которые могли бы выступить в качестве валюты, альтернативной доллару. Страны Глобального Юга враждебно относились к любому увеличению ресурсов и полномочий МВФ, поскольку они помнили о тех карательных условиях, которыми МВФ обставлял свои кредиты для них в 1990-х годах.[1006]На протяжении всего кризиса доллар выстоял в качестве мировой валюты, а сегодня признаки того, что какая-то другая валюта или корзина валют возьмут на себя эту функцию, отсутствуют. Во время кризиса «многие инвесторы обнаружили, что их попытки выпутаться из неблагоприятного положения требовали проведения номинированных в долларах транзакций, [а] вихреобразная способность американских финансовых рынков втягивать в себя зарубежные средства вновь подтвердилась».[1007]
Это было связано с тем, что слишком большой объём мирового долга, включая государственные облигации, номинирован в долларах. Долларовые облигации — прежде всего кажущееся неограниченным предложение казначейских облигаций США — оставались наиболее привлекательным объектом инвестирования, в особенности в сравнении с европейскими странами, делавшими денежные займы. Италия, крупнейший заёмщик в Евросоюзе,[1008] едва ли представляла собой надежную инвестицию, а премия по итальянским облигациям, появившаяся благодаря интервенциям ЕЦБ,[1009] была слишком мала, чтобы оправдать риск в глазах большинства инвесторов. Страны Глобального Юга также покупали казначейские облигации США, держали доллары в банках и инвестировали в Соединённые Штаты, рассматривая это как способ «самостоятельного страхования» на фоне собственных валютных кризисов.[1010]Глобальная роль доллара поддерживалась прежде всего длительным совпадением заинтересованности Соединённых Штатов и Китая в сохранении превосходства доллара над юанем. Хотя китайское правительство предпринимало энергичные, быстрые и успешные меры в противостоянии последствиям краха, приняв пакет стимулов в размере 600 млрд долларов, который оживил рост китайской экономики, оно мало что делало для стимулирования спроса в остальном мире, за исключением стимулов для импорта сырьевой продукции в Китай. Это создавало новые пузыри в Бразилии, Австралии и других странах, экономики которых оставались в значительной степени зависимыми от экспорта сырья.