Пастушок

Владимир Мономах знал, что вряд ли получится у него уснуть этой ночью – после тяжёлого дня разнылась нога, и решил хотя бы уж провести время с пользою. Придя с пира, он сел за стол и велел одному слуге зажечь свечи, хотя горела лампада перед иконами, а другому – сходить за иеромонахом Нестором из Печерской лавры. Нестор руководил работой над летописным сводом Русской земли. Он обладал очень красивым почерком, знал полдюжины языков и был нужен князю затем, чтобы написать письмо французскому королю Людовику Шестому. Имея славный пример Ярослава Мудрого, Мономах решил породниться с династией Капетингов. У тридцатитрёхлетнего короля была уже дочь на выданье, Изабелла, а у великого князя вымахал внук Изяслав Мстиславич. Чем плоха пара?

Когда слуга убежал, старый князь хотел послать за лекарем-сарацином по имени Аль-Аршан, чтобы тот принёс ему какое-нибудь лекарство от боли. Но тут внезапно явился патрикий Михаил Склир, о чём Мономаху сообщил отрок.

– Что ему надо? – с неудовольствием спросил князь.

– А кто его знает! Сказал, по важному делу. Как нам с ним быть, государь?

– Впустите его. Чувствую, от лекаря нынче толк будет невелик!

Правая нога болела у Мономаха с молодых лет, когда на него во время охоты бросился барс, раненый стрелою. Повалив князя вместе с конём на землю, зверь вгрызся всаднику в ногу выше колена. Кабы не нож, которым охотник сумел воспользоваться, пришёл бы ему конец.

Патрикий был ещё молод, но лысоват и благообразен. Наряд его походил больше на церковный, чем на дворцовый – всё было чёрным, строгим, подтянутым. Поклонившись князю, Михаил Склир воспользовался его приглашением сесть на лавку.

– Жаловаться пришёл? – спросил Мономах, постукивая сухими и желтоватыми пальцами по столу. Брови царедворца приподнялись.

– Жаловаться? Я? С какой стати, великий князь? Пускай жалуется тот, кому выбили два зуба.

– Но он – твой раб. Увечье раба – ущерб господину.

– Он ведь не пёс, чтоб его оценивать по зубам, – тонко улыбнулся патрикий, – а если пёс – то плохой, раз его побили!

– Но бился он за тебя, – не сдавался князь, – может быть, ты хочешь сказать мне, что передумал просить руки скандальной особы, из-за которой чуть ли не каждый день случаются драки по всему Киеву?

На лице Михаила Склира опять возникло недоумение.

– Государь! Может ли остыть любовь к женщине только из-за того, что она – чересчур красива?

– Ты мне о похоти говоришь, – с досадой поморщился Мономах, – а я имею в виду целесообразность! Если ты привезёшь Забаву в Константинополь, не пошатнётся ли он от кровопролития? Не падут ли стены его под натиском варваров, жаждущих завладеть твоей царь-девицей, воспетой скальдами, гуслярами и менестрелями?

– Очень тонкая шутка, великий князь, – кивнул головой патрикий, – и не лишённая оснований. Ты не напрасно считаешься дальновидным правителем. Но спешу успокоить тебя – мой дядюшка, преподобный митрополит, очень слаб здоровьем. Лекари говорят, что ему осталось не больше полутора лет. А если Евпраксия станет моей супругой, она, конечно же, сможет уговорить патриарха дать тебе право назначить митрополита из русских архиепископов, каковое право имел твой мудрейший дед Ярослав. И тогда ты станешь ещё более надёжным нашим союзником, чем сейчас. Какие же варвары, зная это, посмеют на нас напасть? Разве я не прав?

– Да это всё разговоры, – махнул жилистой рукой князь, откидываясь на спинку кресла, – чем можешь ты подтвердить своё обещание? Как Евпраксия повлияет на патриарха? Она красива, но ветрена. А святой патриарх постарше меня!

Тут Михаил Склир вдруг изобразил бойкое лукавство и подмигнул.

– Ай, великий князь! Зато василевс тебя слегка младше! А по своему положению василевс стоит выше, чем патриарх. Это шутка, шутка! Но – не лишённая оснований, как и твоя. К тому же, у тебя есть царевич Леон, который имеет, по мнению некоторых людей, права на престол. В случае какого-нибудь обмана со стороны царя, который сейчас с тобой говорит моими устами, мудрый архонт, Европа тебя поддержит. То есть, царевича, имеющего права на престол. Как ты полагаешь?

– Надо подумать, – зевая, ответил князь. Он был озадачен. Возможность самому ставить митрополитов была давнишней мечтою. Также понятным было желание императора Алексея видеть в числе своих приближённых племянницу самого Владимира Мономаха, слухи о красоте которой уже лет пять служили предметом бурного обсуждения в королевских дворцах Европы. Но всё же хотелось бы иметь более весомые основания доверять словам царедворца. Уж слишком он воспылал чувствами к Евпраксии! Это было заметно. Одна из трёх восковых свечей в чеканном подсвечнике догорела. Поставив новую, князь сказал:

– Как ты знаешь, Путята сейчас в Царьграде. Евпраксия передаст ему от меня письмо. Он его прочтёт и решит, давать ли своё согласие на ваш брак. Если даст согласие – там, в Царьграде, и обвенчаетесь.

– Но ведь он уже его дал! – вскричал Михаил.

– Не исключено, что он передумает. Он – отец. И имеет право.

Михаил Склир помолчал, пытаясь сообразить, откуда подул этот неожиданный ветер. Потом кивнул.