Печальные истории ушедшей эпохи. Не то выбрал. Не тем родился. Не туда пошел

«Ну вот, попутно раскрылось мелкое преступление», – лишь ответили ему на это.

О Глене с ним говорили только дважды.

– Зачем вы второй раз пришли к Михаилу Сурову, по прозвищу Глен, и предложили ему пистолет, если он и в первый раз решительно от него отказался?

Герман от удивления подпрыгнул на стуле.

– Да ведь это он велел мне добыть пистолет! Он, а не я сам!

– У Сурова есть свидетель. В момент вашего разговора в квартире находился слесарь-водопроводчик. Он случайно все слышал. Вы настойчиво предлагали свои услуги.

– Это неправда!

– Мы нашли человека, видевшего, как вы зашвырнули пистолет в реку. Это пенсионер, житель дома на набережной. Что вы скажете, если он вас опознает? Пистолет, кроме того, уже поднят. Водолазы обнаружили его там, куда вы его бросили.

От волнения и отчаянья Герман молча раскачивался из сторону в сторону.

На очной ставке он увидел Глена.

Михаил Суров был спокоен и поглядывал в окно.

– Скоро осень, – сказал он. – Унылая и прекрасная пора. Запах опавшей листвы будит воспоминания… Иногда мне кажется, что я поэт, ведь моему сердцу есть, что сказать.

Его спросили о Германе.

– Это, откровенно говоря, немыслимо странный парнишка, гражданин следователь. Откуда у него такие чудовищные принципы? Пришел ко мне и говорит: «Хочу работать». Он сказал это человеку, пять лет как отошедшему от дел. Не разобрался, не выяснил обстоятельств, не изучил историю. Ах, юность! Пошлите, говорит, меня на задание, я докажу! Как сын полка, честное слово. Ну что с ним делать? Я поручил ему посетить Воронеж, спросить с моего приятеля сто рублей – давние, понимаете ли, претензии. Когда-то выручил с покупкой мебели. «Но больше у меня работы для тебя нет и не будет», – сказал я. И что вы думаете? Он даже этого не сделал. Обманул. Привез ноль, овальную, знаете ли, такую конструкцию.

– Не сто рублей, а три тысячи! – воскликнул Герман и вскочил с места.

Следователь сказал:

– Продолжайте, Суров. А вы, Пряхин, не вскакивайте, иначе это обернется против вас.

– И вот я вижу, что парнишка искажает действительность, гражданин следователь. Но что тут придумаешь? Ведь я нынче скромно созерцаю жизнь, интересуюсь рифмами. С любовью смотрю на бабочек на ветке ивы. Однако сто рублей все-таки деньги. И я спрашиваю: «Как думаешь, возвращать, юный друг, каким образом?» То, что я услышал, заставило меня содрогнуться. Ужас в концентрированной форме. Пистолет вместо денег?! Нет, для меня это слишком! Я ценю каждое мгновение своей жизни и о неприятностях предпочитаю читать в газетах. И поэтому я показываю на дверь – моим изящным указательным пальцем с розовым ногтем. Почти документальное описание, гражданин следователь, чтобы вы все знали. Но это создание явилось во второй раз. Да, да, представьте. Я думал, что при нем мои золотые гульдены, как я шутя называю наши всеми уважаемые советские рубли, но я ошибся! Уж не знаю где, каким образом и с позволения каких департаментов этот пионер раздобыл оружие. Ну что делается на свете! И я вскочил с места – с фамильной кушетки – и указал на дверь. Прочь! Это я почти прокричал. И больше мы не встречались.

– Так все было? – спросил следователь.

– Нет, – сказал Герман.

– Попрошу вас кое-что уточнить, – произнес Михаил Суров. – Прямо сейчас. Спросите у мальчонки, зачем он приехал ко мне. Другие едут к Полярному кругу, в тайгу, за трудовой славой и звездами, взбегают по ступеням университетов, мечтают о круглых профессорских очках, смотрят в небо и в фантазиях покоряют далекий космос, бредят открытиями, капитанскими мостиками и штурвалами лайнеров. А этот приехал ко мне, к Мише Сурову. Спросите его: зачем? Общественности это очень любопытно.

Следователь поглядел на Германа.

– В самом деле, Пряхин, зачем? – спросил он.

– Он сказал мне, что я отчаянная личность.

– Отчаянный пират Черная Борода зло и сосредоточенно пьет ром в скрипучем трюме на бочке золота, – насмешливо проговорил Суров. – Кто здесь отчаянный? У кого никогда не будет круглых профессорских очков?

– Так зачем же вы приехали, Пряхин? – спросил следователь.

Герман молчал.

– Вы свободны, Суров, идите, – сказал следователь. – Никуда не уезжайте. Мы вас еще вызовем.

Герман попросил допросить деда Маронова.

Следователь развел руками.

Оказалось, что дед Маронов признан невменяемым, его будут лечить в психиатрической больнице.

– Он еще двадцать лет назад был невменяемым, – услышал Герман.

Ему стало очень страшно.

– Я не хотел никого убивать, это вышло случайно! – закричал он.

Герман повторял это перед судьей и заседателями. Они слушали его и делали короткие записи. Судья аккуратно вела заседание. Она задавала точные вопросы мягким, приятным голосом. В этой ее манере просматривался особый стиль.

Герман подумал, что аккуратная женщина сочувствует ему. Она даже ни разу не нахмурилась.

Произнося последнее слово, он обращался лично к ней.

– Пожалуйста, сохраните мне жизнь, я буду трудиться каждый день, выполнять самую тяжелую работу и никогда никого не подведу, – плача сказал Герман.

Перед вынесением приговора он провел чрезвычайно тяжелые для себя минуты.