Печальные истории ушедшей эпохи. Не то выбрал. Не тем родился. Не туда пошел

Однажды ему приснилось светлое, распахнутое окно. Он выглянул наружу и увидел радугу. Она была стеклянная. Ему захотелось взобраться на нее и запеть. Но, вскочив на подоконник, он проснулся. Дивный сон рассеялся, оставив надежду на избавление, самое лучшее, самое приятное для Германа чувство.

Вскоре ему снова приснился светлый сон. Герман остался доволен и даже попробовал улыбаться.

На прогулке он смотрел в небо и думал о просторе. Теперь, вынужденный жить в стеснении и видеть только стены, он дорожил каждым воспоминанием.

Еще недавно ему принадлежали лес, луг, река, то есть, как всякий местный житель, он называл их своими. На берег реки он ходил по пыльной, горячей деревенской дороге. В сухой траве пели птицы. Он хорошо помнил их голоса. А теперь у него ничего этого нет, ему не принадлежит даже собственная жизнь.

Герман давал себе клятвы.

Если его помилуют, он будет писать книги для детей и станет философом. Сочинит красивые сказки. В его голове никогда не будет темных мыслей. Ни одна темная мысль не задержится в его голове больше чем на мгновение.

Наконец к Герману пришли, чтобы сообщить о решении.

Герман держался за стену, чтобы не упасть. Его язык высох, а в ушах от напряжения раздавались щелчки.

– Ваше прошение отклонено, Пряхин, – сказали ему.

Герман видел только силуэты этих людей. Он не мог ничего сказать. Ему никто не выразил сожаления. Оставшись один, он громко заплакал, затрясся и завертел головой. А потом упал на пол и стал извиваться, как большая змея.

Ему вызвали врача.

С этого времени Герман больше никогда не думал о детских книгах.

В первые дни, когда к нему приходили, он бросался на пол в углу и кричал, что никуда не пойдет, потому что его хотят повести на казнь.

– На прогулку, – говорили ему.

Герман не верил.

– Вы хотите меня расстрелять!

– Да нет же, на прогулку.

Герман не мог есть, оставлял нетронутым даже хлеб. Его мучила невыносимая жажда. Мышцы лица неожиданно приходили в движение. Как от электрического разряда дергалась щека, прыгал глаз.

– Если не будете питаться, начнем кормить насильно, – сказал ему врач.

– Я не могу, – ответил Герман. – Я все время думаю о казни.

– Это случится не скоро, – прошептал врач, не глядя на Германа.

Герман стал съедать кашу и хлеб, но его тело все равно превратилось в щепку.

Через два месяца во сне он едва не задохнулся, когда что-то попало ему в горло. Герман упал на пол и зашелся в кашле. Оказалось, у него во сне выпал зуб.

Еще два зуба выпали спустя неделю во время завтрака.

Его зрение прыгало, как напряжение электричества в штормовую погоду. Утром и до обеда он мог видеть почти все, а вечером и сразу после пробуждения – только очертания. Читать у него не было сил, душевных сил для спокойного времяпрепровождения. Все отведенные ему часы он проводил в мрачных, тяжелых, болезненных раздумьях.

Его дыхание сделалось отрывистым, как у собаки. Шорохи заставляли его вздрагивать, вскакивать и припадать к двери. Потом, без причины, он бросался к дальней стене.

За четыре месяца у него выпало восемь зубов. Помутнели зрачки.

Однажды, стоя у двери, он вообразил, что кто-то снаружи приблизился и затих. Это его так напугало, что он закричал. Крик получился сухой, как треск ветки.

За дверью действительно стоял человек и смотрел внутрь камеры через специальное окно. Он прибыл утром и когда вошел, дежурный офицер произнес: «Прибыли, товарищ майор? Что ж, хорошо. Когда будете знакомиться – сегодня?»

– Зачем же откладывать? – ответил прибывший.

Это был среднего роста плотный человек. На нем хорошо смотрелась военная форма.

Это был исполнитель.

Он прочитал дело Германа Пряхина и захотел на него взглянуть. О возрасте Германа он не сказал ни слова. Твердость и спокойствие не покидали его ни на минуту.

Несколько офицеров, собравшись в кабинете, ждали его возвращения.

– Ну как? – спросили они.

– Нормально. Все пройдет как обычно.

После этого исполнитель переоделся в штатское, отправился на прогулку по городу. В киоске купил газет, зашел в кафе и заказал яичницу с сосисками. Выпил стакан томатного, а потом еще яблочного сока. Съел пирожное с кремом. Выкурил две папиросы.

Газеты он прочитал на лавке в городском парке. Какой-то пенсионер предложил ему партию в шахматы, и он не отказался. Потом, сунув руки за спину, медленно прошелся по аллее.

Наблюдая за ним, кто-нибудь подумал бы, что с таким человеком никогда не выходит никакой неловкости. Рассеянные, метущиеся или слишком сосредоточенные люди не имеют такого спокойного лица. Душевное равновесие запечатлено во всей его фигуре. Кажется, многие вещи, из-за которых большинство не находит покоя, для него ровно ничего не значат.

Он остановился у пруда, наблюдая за утками. С ним заговорил фотограф-любитель:

– Мне бы сейчас в Москву – снимать подготовку к олимпиаде. Это удивительное событие – олимпиада! В нашу страну приедут спортсмены со всего света. Как бы я хотел быть сейчас в столице!

– Да, спорт – это интересно, – сказал исполнитель.

Одна из газет в кармане его пиджака была о спорте.

– А вам нравится фотографировать? – спросил любитель.