Печать мастера

Они плыли уже вторую декаду. Плыли медленнее, чем до этого, чаще сверкали вспышки вестников, и иногда капитан доставал из запасов очередной кусок тряпки. Тряпки, за которую весь корабль сожгли бы разом, потому что использовать клановые штандарты и гербы без официального разрешения и печати каралось смертной казнью. Но на всем корабле этот вопрос не волновал никого, кроме ученика мастера, чье слово не имело веса. И каждый раз, когда новый клановый штандарт вывешивали на носу корабля, Коста молился. Истово и горячо. Великому, Немесу и Маре, по отдельности и всем троим вместе взятым, чтобы они доплыли и сошли наконец на берег с этого псакова судна.

И через две декады Великий услышал его молитвы.

— Сойдете на следующей стоянке, завтра утром, — «капитан» сам подошел к мастеру Хо и жестом потребовал установить купол, в который Наставник привычно включил и Косту. — На вас объявили «охоту».

— «Охота» — это новость? — лениво отозвался мастер.

— Нет, — «капитан» прищурился. — Новость в том, что «охоту» объявил Север и объявил на четверых. Мастер и ученик, и двое беглых менталистов — маг и девчонка. Мне проблемы не нужны. Никаких мозгоедов на моем судне не было и не будет.

— Подожди, — Хо примирительно поднял ладони вверх. — Нам плыть до места ещё пару декад…

— Не будет, — сплюнул «капитан» под ноги. — Или избавься от девчонки и продолжайте путь, или вы покинете корабль — все трое.

Наставник молчал пару мгновений, разминая пальцы, и Коста напрягся — слишком странным выходил расклад сил на судне — жетоны не показывал никто, слишком не любили тех, кого называли «мозгоедами», слишком изматанными и напряженными были люди, а наставник — один, и кругом — вода, и…

— Сойдем на следующей стоянке, — выдал мастер наконец. — Собирай вещи, — бросил он Косте.

***

Таби щебетала.

Пока Коста запихивал их нехитрый скарб по баулам. Щебетала прямо над ухом и щебетала так весело что он не удержался и рявкнул на девчонку, причину всех их бед:

— Да заткнись ты уже!

Девчонка заткнулась, но ненадолго. Пересела на другую сторону, пытаясь заглянуть в глаза, и участливо выдала, тихо накручивая кончик косы на палец:

— Совсем плохо, да? Совсем мало спишь?

— Ничего мне не плохо! — тихо прошипел Коста, увидев, что они начали привлекать внимание других. — Мне очень хорошо!

— Плохо, — довольно мурлыкнула эта «заноза». — И поделом тебе!

— Ах ты!

— Поделом, поделом, поделом!

— А ну, стой! — Коста рванулся — схватить за кончик косы, но девчонка уже была такова — выбежала из тесного трюма на палубу и показала ему язык.

Коста выдохнул, вдохнул, смиряя гнев — так быстро, как эта «бешеная дура» его ещё никто не выводил из себя. Хорошо ещё, что сейчас ничего не может — иначе, что было бы, прочитай она его мысли, Коста представить не мог.

Потому что ничего хорошего он не думал, кроме одного — все их беды начались с менталистов. С этой дуры, из-за которой их вышвыривают с корабля, и ее совершенно сумасшедшего отца, из-за которого он нормально не мог нормально спать уже десять дней как.

Сны пришли не сразу. Возможно, потому что Рис устал, когда ставил — так говорил мастер. Возможно, потому что он, Коста — дурак, так говорила девчонка. Но в одном они сходились точно — такие сны он должен был начать видеть намного раньше.

Менталист обещал мастеру “щит” и сдержал слово. Каждую ночь Коста думал, просчитывал, рисовал и… строил. Строил псаковы проклятые подземелья, проклятые всеми богами катакомбы с тварями — уровень за уровнем, уровень за уровнем, просыпаясь в холодном поту, с бешено бьющимся от страха сердцем.

И никому не мог сказать об этом. Потому что, как только он открывал рот — не мог произнести ни слова, кроме мычания. Мастер сообразил сразу, что происходит и просветлел лицом. Девчонка догадалась на третье утро. Поставила ему подсечку и упала сверху, глядя глаза в глаза, но… отец заблокировал дар хорошо — у «занозы» ничего не вышло. Ещё день она дулась и ещё день — ревела, когда мастер Хо пояснил, что сделал Рис для него, Косты.

Хотя что такого в этом «щите» Коста так и не понял. Ну ставят его детям и только своим, ну и что? Он не просил этого!

На четвертую бессонную ночь у Косты появились круги под глазами и вечером он наотрез отказался ложиться спать.

— Б-б-боюсь з-з-з-засыпать, мастер, — выдал Коста тихо, ожидая подзатыльника. Но Мастер просто сел рядом. Помолчал и начал говорить.