Пьем до дна

Налина не отрывала взгляд от моего лица.

– Что ты ответишь на это, – мягко произнесла она, – рата Ванарк?

Я неожиданно понял, что тот невидимый, кто неотвратимо контролирует мои действия и мою речь, сражается за мою жизни и делает это с того момента, как меня схватили стражники. Со всеведением, которое он уже продемонстрировал, он знал, что Налина идет сюда; он через меня заговорил именно в тот момент, чтобы задержать казнь и дать ей время прийти.

– А тебе что за дело? – ответил Ванарк, отвечая на вопрос ра Налины. – За то, что я делаю, я отвечаю только перед Налом.

– И перед Народом. – Она повернулась, задумчиво глядя на него. – Вера, кажется, покинула твое сознание. Народ – это все, – торжественно произнесла она, – а я ничто. Воля Народа – моя воля, благо Нарда – мое благо. Я умру, Народ живет вечно. – В ее голосе звучал религиозный, почти фанатичный пыл. – Народ господин, Ванарк, а ратанит – лишь его голос. Даже Нал. Даже Нал Сура.

Темные губы Ванарка дрогнули, словно он хочет насмешливо улыбнуться, но не смеет. Наступила долгая пауза, пронизанная напряжением, ярко выраженной враждебностью.

По удивленному выражению на лице Хафны, по ошеломленным взглядам его солдат я видел, что для них враждебные отношения этих двоих – совершенная новость; возможно, они никогда ее не проявляли. Не для того ли, чтобы это проявилось, Другой не стал снова говорить через меня, пока Ванарк не солжет?

И даже мое нападение на него не было, как я думал, добровольным поступком потому, что быстрый спуск освободил меня от контроля?

* * *

Молчание нарушил Ванарк.

– Он тот, кого я искал в Верхнем Мире, – признал он. – Но я обнаружил, что его нельзя полностью контролировать и он скорее погубит наш замысел, чем поможет ему. – Он отчаянно пытался создать впечатление, что не оправдывается, а только объясняет свои действия. – Я решил, что лучше уничтожить его и вернуться к нашему первоначальному плану.

– Ты решил!

Он широко развел руки.

– Возможно, я поторопился. Возможно, лучше было предоставить решать всему Совету. Я отведу его…

– Я отведу его в мои помещения, – прервала Налина, – и буду держать, пока не соберутся ратаниты. Согласен, Ванарк? Или нам нужно передать дело Налу, повторив все, что здесь происходило?

Ванарку это не понравилось. Я видел, что ему это очень не понравилось. Он колебался.

Налина подняла свой серебряный жезл. Он негромко загудел. Устройство на его конце засветилось ярче. С некоторым удивлением я увидел, что устройство состоит из шара в центре и девяти других шаров, поменьше, вращающихся вокруг него. Выглядело поразительно похоже на Солнечную систему. Но как это…

– Нет необходимости тревожить Нала! – Я был почти уверен, что в восклицании Ванарка звучал страх. – Не нужно, чтобы он знал, что между нами существуют разногласия. Это несущественное дело. Можешь поступать, как хочешь.

Гудение прекратилось.

– Спасибо, рата Ванарк, – серьезно сказала Налина, но, когда она повернулась ко мне, я увидел огонек в ее глазах, какое-то озорное веселье. Я с удивлением понял, что она почти девочка. До этого момента она была так полна достоинства, так величественна.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Хью Ламберт.

– Хьюламберт. – Она произнесла это вместе, как делал Ванарк. Очевидно, здесь используются только имена, а такие слова, как нал, ра, рата – это титулы. – Слишком трудно произносить и запоминать. Я буду звать тебя Хьюла. Идем, Хьюла.

Она повернулась и вышла в дверь.

Я пошел. Выходя вслед за Налиной, я чувствовал на спине взгляд Ванарка. Он словно пронизал меня. Я знал, что, каким бы ни было отношение ко мне других, я приобрел одного неумолимого злобного врага…

Если вам кажется, что я излагаю эти события слишком подробно, у меня есть оправдание. Из каждого произнесенного слова, почти из каждой тени на лицах смуглых говорящих я извлекал немного информации, добавляя ее к своим жалким запасам. Я пытался определить природу жуткой паутины, в которой я запутался, определить причины существующих разногласий.

Большинство полученной информации оставалось мучительно неясным, но становился очевидным один факт. В том, что меня привели сюда с определенной целью, нет ничего случайного. Какова эта цель, мне еще неизвестно, но я знал, что она касается не только меня, но всего мира, из которого меня вырвали. И по моим жилам медленно расползался страх, проникал в мозг.

Каким оправданным был этот страх, какими поразительными были цели суранитов и как отчаянно и безнадежно пытался я с ними бороться, станет ясно из моего рассказа до невероятной кульминации, о которой я сейчас еще не подозреваю.

Станет ясно, пишу я, пишу со слабой улыбкой, с горечью. Ни один человек, ни мужчина ни женщина из Верхнего Мира не прочтет это, если кость, которую я бросаю, упадет против меня – и против них.

* * *