– Тафет, Хьюла. – Она пожала плечами. – Их женщины хуже всего. – Потом, как будто это достаточное оправдание убийства, сказала: – Идем. Нал Сура ждет нас.
Она показала на лузан. Я должен войти в него.
Я не знал, действительно ли вопросы Джетро Паркера были такими невинными, как казались, или он сознательно поймал меня. Как ты то ни было, я понимал, что торопливо сочиненным рассказом о том, что я отдал бродяге свою старую одежду, его не обмануть. Паркер сразу понял бы, что я лгу. Я выдал себя хотя бы тем, что две недели хранил эти тряпки, прежде чем их выбросить.
Возможно, они неотесанные, эти фермеры с Гейдельбергских гор, и говорят не очень грамотно, но их природному уму могли бы позавидовать ученые.
Они также отличаются ненасытным любопытством и упрямой честностью. Заставить их обмануть невозможно.
Я был уверен, что теперь Паркер не остановится, пока точно не узнает, что случилось с бродягой, и его не удержать: он обязательно сообщит полиции.
– Да, – сказал я. – Нет никаких сомнений. Это одежда бродяги. Заходите, и я расскажу вам об этом.
Я отвел фермера в свой кабинет и закрыл дверь.
– Садитесь, – сказал я. – В это время дня я всегда выпиваю рюмку. Присоединитесь ко мне?
Паркер потер свои большие костлявые руки. Он сидел на краю стула, на который я показал, осматривался и выглядел очень неловко. Непрофессионалы вблизи кабинета врача всегда выглядят встревоженными.
– Хорошей выпивкой вы меня угостили в тот день, – сказал он. – Конечно, я выпью.
Я прошел в операционную и принес два медицинских стакана с темно-янтарной жидкостью. Один дал ему. Он выпил одним глотком.
Я поставил свой опустевший стакан на стол и сказал:
– Хорошо, Паркер, я готов сознаться.
– Сознаться!
Он так удивился, что стакан выпал у него из пальцев.
– Да! – я наклонился к нему, положив ладони на стол. – Помните, вы решили, что в этом бродяге что-то странное, и я посмеялся над вами? Вы были правы, а я ошибался. Он был необычной птицей.
Его глаза расширились.
– Необычная, – хрипло сказал он. Глаза расширились, но зрачки нет. Я посмотрел на его лоб, где стало очень заметно биение синистральной височной артерии. – Как это?
– Не знаю как, – прошептал я. – Не знаю. Но разве вы не назовете необычным, если человек исчезает прямо у вас на глазах, если он становится все меньше и меньше, когда вы на него смотрите, и наконец его совсем не стает?
– Бродяга это сделал? – Он произносил слова с трудом. – Становился меньше…
Пульс на его виске заметно замедлился, зрачки суживались до точек.
– Да, и совсем исчез. Вы мне поверите? – прошептал я. – Поверите в то, что я вам говорю?
– Нет, – Я ожидал такой реакции. – Нет.
Он попытался встать.
– Вы… вы дурачите меня. Пытаетесь меня обмануть. Вы что-то с ним сделали и теперь пытаетесь солгать.
Я широко развел руки.
– Хорошо, Паркер, – сказал я. – Я пытался, вы не можете меня обвинить.
– Я… пойду к копам… и расскажу им. – Он направился к двери. – Пусть они разбираются.
– Подождите, – спокойно сказал я. – Я пойду с вами. Я подумал, что сначала испытаю эту историю на вас. Если вы поверите, может, и все поверят. Но вижу, что это бесполезно. Могу пойти и сдаться.
Я надел шляпу и пальто и пошел по коридору с Паркером. Он споткнулся, я поддержал его и увидел с верха лестницы лицо моей экономки.
– Мистер Паркер болен, – сказал я ей. – Я отвезу его домой. Пожалуйста, позвоните в больницу и предупредите, что сегодня я не буду делать обход. И отправьте письма, которые я оставил на столе. – Фермеру я негромко сказал: – Не надо пока говорить ей. Скоро сама узнает.
Мне приходилось поддерживать его на тропе, почти поднимать, чтобы усадить в машину. Я обошел слева, сел за руль, и он прислонился ко мне.
– Распрямитесь! – строго сказал я ему, включая передачу. Он почти рефлекторно подчинился этому приказу и сидел достаточно прямо, чтобы не привлекать внимания соседних машин и полицейского у того самого светофора. Когда Паркер наконец лег и откровенно уснул, это больше уже не имело значения. Мы были на шоссе, и я как можно быстрей ехал в лагерь Ванука.
Доза снотворного, которую я ему налил в стакан, оказалась достаточной. Я отвлек его внимание от отличительного вкуса, удивив его. С точным расчетом времени, основанном на окулярных наблюдениях за его пульсом, я смог заставить его самого пройти до моего седана, прежде чем снотворное окончательно подействует.
Когда я приеду в изолятор, я объясню людям в лагере, что заехал по пути к Паркеру, нашел его в коме и решил привезти его сюда, где смогу уделять ему больше личного внимания, чем в больнице. Мы с Эдит сможем держать его во сне до того…
До чего? Дальше этого я еще не спланировал. Остальное в руках бога.
Я сделал все это. Я, Кортни Стоун, доктор медицины. На жаргоне преступного мира, я опоил человека и похитил его. Это не было хорошо. Но учитывая все, что я сделал раньше, какой еще у меня был выход?