Пепел книжных страниц

– Когда мне стало известно, что я в числе этих господ, у которых я, то ли к несчастью, то ли к счастью, на отличном счету, отправлюсь арестовывать вас, то, оказавшись здесь, вовлек хозяев дома в недолгий бурный разговор с товарищем прокурора и исправников, а сам, воспользовавшись этим, побывал на кухне, где отпер дверь черного входа. Через нее вы и выскользнете на улицу, пока я снова отвлеку эту честную компанию…

Нина, икнув, прошептала:

– Господи, они думают, что это я убила…

Доктор Дорн, сверкнув стеклами пенсне, заявил:

– Об этом позднее. Вы выскользнете вот через ту дверь, на лестницу для прислуги, и, покинув сей особняк, направитесь прямиком ко мне домой. Да, не пытайтесь возражать! Вас ведь будут искать, а прятаться вам негде. Я же, во всяком случае, пока, выше всех подозрений. Я вложил вам в руку ключ от своего дома. Подниметесь по лестнице и ко мне в кабинет. Прасковью я, узнав, что мне предстоит, отослал под благовидным предлогом к одной роженице, так что о вашем пребывании эта великая сплетница, к тому же сестра Пульхерии, не узнает.

Нина, чувствуя, что ее знобит, проронила, сжимая ключи от дома доктора Дорна:

– Но почему вы помогаете мне?

Он, недобро усмехнувшись, ответил:

– Потому что знаю, что вы не убивали!

Спросить, кто же тогда, если не она, Нина не решилась.

Все прошло так, как и предсказал доктор Дорн.

Выйдя из комнаты, он громко объявил, что «преступница» все еще без сознания, а потом ловким манером спровоцировал небольшие дебаты о том, как же поступить.

Нина же, с бьющимся сердцем, направилась в указанном направлении, открыла дверь – и ступила на темную лестницу.

Она раз или два споткнулась, думая о том, что упасть, расквасить нос или даже сломать обе стопы сейчас для нее не вариант.

Однако все обошлось – она оказалась на кухне, оттуда, не тратя времени и не создавая шума, выскользнула через заранее открытую доктором Дорном дверь черного входа и огородами поспешила прочь.

Где-то залаяла собака, раздались голоса, в соседнем доме вспыхнул свет. Нина ни жива ни мертва, налетев на веревку с развешанным на ней бельем, запуталась, отшвырнула чьи-то панталоны и, внезапно ощутив, что ее душит хохот, побежала дальше.

Наконец, перебравшись с горем пополам через ветхий заборчик, она оказалась на улице. И попыталась сориентироваться, куда же ей двигаться – все же в Скотопригоньевске, к тому же ночном, она, с учетом недолгого ее там пребывания, ориентировалась плохо.

Поняв, что попала куда-то в незнакомый угол, Нина запаниковала, бросилась в обратном направлении, услышала возбужденные голоса и, завидев фонари, метнулась в подворотню, которую пробежала насквозь, снова налетела на чье-то белье, метнула чье-то исподнее в собачонку, невесть откуда появившуюся и с тявканьем бросившуюся на нее (не ту ли самую, что атаковала ее при исторжении из недр подвала книжной лавки?), повернула направо, повернула налево, поняла, что окончательно заблудилась, расплакалась…

И вдруг оказалась около дома доктора Дорна.

Дрожащими руками Нина вставила ключ, который все время сжимала в руке, в замочную скважину – раздался щелчок, и она быстро вошла в парадную.

Едва она закрыла дверь, как откуда-то сбоку появился свет, послышались крики, кто-то с топотом пробежал.

Нина, делая, как ей было наказано, поднялась наверх, прошла в кабинет доктора Дорна, уселась на кушетку и стала в темноте ждать.

Несмотря на весь стресс, а возможно, и по причине оного, она впала в странное дремотное состояние, которое как рукой сняло, когда она услышала шаги и заметила блики в коридоре.

Волосы у Нины стали дыбом, и она была готова ко всему, даже к появлению в дверях покойного Федора Павловича с раскроенным черепом, в котором застрял турецкий ятаган, однако вместо него там возник зябко потиравший руки доктор Дорн.

– Вы на месте? Отлично! Я уже опасался, что вы потерялись. Ну что же, они вас ищут и будут искать, но не найдут. Хотите есть?

Нина помертвевшими губами старалась что-то вымолвить, но вместо этого у нее из груди вырвался глухой стон, и девушка расплакалась.

Она была крайне признательна доктору Дорну, что тот не стал ее успокаивать, уверяя, что все в порядке, ибо ничего не было в порядке. Медик, только пробормотав что-то наподобие: «Ну, полноте же! Нет ничего целебнее плотного позднего ужина! Ну-ка выпейте залпом», – протянул ей бокал коньяку, дождался, пока девушка в один присест не осушит его, и удалился, оставив Нину одну.

Точнее, со своей истерикой.

Которая, однако, быстро сошла на нет – то ли коньяк подействовал, то ли сухой деловой тон доктора Дорна, то ли плотный поздний завтрак, состоявший из холодного языка, тушеных овощей и чая с пряниками.

Во время еды они ни о чем не говорили, а когда Нина поняла, что наелась до отвала, то произнесла:

– Спасибо вам. Но… но откуда вы знаете, что я не убивала?

Ответ напрашивался сам собой – доктор Дорн был так уверен, потому что сам убил старика Федора Павловича.