Результат «самодеятельности» — «конкуренция». По определению, нежелательная. Как рассказывала дочь главреда, «начались гонения. Папу вызывали куда-то и грозили исключить из партии (папа вступил в партию на фронте в 1942 году). Хотели сразу закрыть альманах, но все-таки сочли это уж совсем неприличным — тем более, что за границей были многочисленные хвалебные отзывы. И разрешили еще номер».
Он тоже имел успех, что, разумеется, усугубляло вину главреда. По словам дочери Казакевича, после «выхода второго номера в Доме литераторов было устроено собрание — разгром альманаха вкупе с его редколлегией. Папу, как главного в этой ужасной группе, пригласили в президиум. И начались выступления: обвинения во всяких „измах“ — типа нигилизма и ревизионизма и пр., обвинение в групповщине, даже в восторженных отзывах за границей — раз там понравилось, значит, для нас плохо, и т. д., и т. п.».
Обвинения были, что называется, дежурными. «Нигилизм» — подразумевавшийся отказ от контроля функционеров ССП. «Ревизионизм», соответственно, публикации литераторов, ранее подвергавшихся травле в печати. Ну а по совокупности все это признали «групповщиной» — стремлением обособиться от лояльных писателей, сформировать новое литературное сообщество.
Директору издательства ничего не грозило — умер. От Казакевича же требовали, как водится, покаяния. Но каяться главред не стал, отвергал все обвинения. Что, по словам дочери, обусловило еще большее озлобление писательского руководства.
Свидетельство мемуаристки подтверждается документально. В печати кампания травли не прекратилась и два года спустя. Казакевич так и не признавал себя виновным[127]
.Это, впрочем, не играло сколько-нибудь важной роли. Функционеры ССП решили свою задачу. Они доказали: попытки избавиться от их контроля будут пресечены.
Но и партийные функционеры свою задачу решили. В СССР и за границей альманах «Литературная Москва» был воспринят как своего рода символ перемен. Ничего большего тогда и не требовалось.
Ситуация несколько изменилась, когда Хрущев, уже одолевший наиболее авторитетных противников на уровне высшего партийного руководства, инициировал очередной этап кампании «разоблачения культа личности Сталина». Ее символом и стал XXII съезд КПСС в 1961 году.
Инициатором подготовки очередного альманаха был, как известно, К. Г. Паустовский. Он почти безвыездно жил тогда в Тарусе, одном из районных городов Калужской области. Там авторитет столичного писателя, да еще и официально признанного классиком советской литературы, считался непререкаемым. Это и позволяло надеяться, что местное партийное руководство санкционирует проект. Без такой санкции издание бы не состоялось[128]
.Новый альманах был подготовлен быстро. Его заглавием акцентировалось, что издание вовсе не столичное: «Тарусские страницы».
Паустовский добился поддержки директора областного издательства. Тот в свою очередь убедил местное партийное руководство. Политическая ситуация казалась благоприятной, значит, инициатива — перспективной: Калужская область могла бы стать новым литературным центром, если бы альманах имел успех, привлек бы «молодежь».
Так и случилось. Однако первый номер альманаха оказался и последним. Издательство успело напечатать и передать в библиотеки и магазины лишь одну из трех партий заявленного тиража, когда известие о калужской инициативе дошло до столичных инстанций. Публикацию остановили, пренебрегая скандальными последствиями.
Оставшиеся в типографии экземпляры были конфискованы и уничтожены. Аналогично — все попавшие в магазины и библиотеки.
Да, редакция альманаха не нарушила какие-либо формально установленные правила. Инициатива соответствовала очередному изменению политической ситуации. Директор областного издательства заручился санкцией местного партийного руководства. Он ничего крамольного не опубликовал. Цензоры и в Калуге свое дело знали. Но был вновь нарушен важнейший принцип управления литературой — централизация: Паустовскому руководство ССП не делегировало право составлять альманах по собственному усмотрению. А потому надлежало пресечь такую попытку быстро и жестко. Чтобы избежать повторения инцидентов подобного рода.
Инициатора выпуска альманаха формально не наказывали. Тут без громкого скандала вряд ли бы обошлось, а литературные функционеры старались тогда избежать огласки. Зато директору издательства был объявлен выговор. Взыскание получил и заведующий отделом идеологии областного комитета партии. Что и стало карой для инициатора «Тарусских страниц»: пострадали те, кого он убедил оказать ему помощь.
Писатели усвоили этот урок. А с октября 1964 года Брежнев возглавил ЦК КПСС. Новая эпоха началась. Четверть века спустя ее уже вполне официально именовали «застоем».
Этот термин и ныне популярен. На исходе 1980-х «застой» противопоставлялся «оттепели». И конечно, эпохе, чье начало ассоциировалось с деятельностью Горбачева. Так называемой перестройке.