Читаем Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов полностью

Результат «самодеятельности» — «конкуренция». По определению, нежелательная. Как рассказывала дочь главреда, «начались гонения. Папу вызывали куда-то и грозили исключить из партии (папа вступил в партию на фронте в 1942 году). Хотели сразу закрыть альманах, но все-таки сочли это уж совсем неприличным — тем более, что за границей были многочисленные хвалебные отзывы. И разрешили еще номер».

Он тоже имел успех, что, разумеется, усугубляло вину главреда. По словам дочери Казакевича, после «выхода второго номера в Доме литераторов было устроено собрание — разгром альманаха вкупе с его редколлегией. Папу, как главного в этой ужасной группе, пригласили в президиум. И начались выступления: обвинения во всяких „измах“ — типа нигилизма и ревизионизма и пр., обвинение в групповщине, даже в восторженных отзывах за границей — раз там понравилось, значит, для нас плохо, и т. д., и т. п.».

Обвинения были, что называется, дежурными. «Нигилизм» — подразумевавшийся отказ от контроля функционеров ССП. «Ревизионизм», соответственно, публикации литераторов, ранее подвергавшихся травле в печати. Ну а по совокупности все это признали «групповщиной» — стремлением обособиться от лояльных писателей, сформировать новое литературное сообщество.

Директору издательства ничего не грозило — умер. От Казакевича же требовали, как водится, покаяния. Но каяться главред не стал, отвергал все обвинения. Что, по словам дочери, обусловило еще большее озлобление писательского руководства.

Свидетельство мемуаристки подтверждается документально. В печати кампания травли не прекратилась и два года спустя. Казакевич так и не признавал себя виновным[127].

Это, впрочем, не играло сколько-нибудь важной роли. Функционеры ССП решили свою задачу. Они доказали: попытки избавиться от их контроля будут пресечены.

Но и партийные функционеры свою задачу решили. В СССР и за границей альманах «Литературная Москва» был воспринят как своего рода символ перемен. Ничего большего тогда и не требовалось.

Ситуация несколько изменилась, когда Хрущев, уже одолевший наиболее авторитетных противников на уровне высшего партийного руководства, инициировал очередной этап кампании «разоблачения культа личности Сталина». Ее символом и стал XXII съезд КПСС в 1961 году.

Инициатором подготовки очередного альманаха был, как известно, К. Г. Паустовский. Он почти безвыездно жил тогда в Тарусе, одном из районных городов Калужской области. Там авторитет столичного писателя, да еще и официально признанного классиком советской литературы, считался непререкаемым. Это и позволяло надеяться, что местное партийное руководство санкционирует проект. Без такой санкции издание бы не состоялось[128].

Новый альманах был подготовлен быстро. Его заглавием акцентировалось, что издание вовсе не столичное: «Тарусские страницы».

Паустовский добился поддержки директора областного издательства. Тот в свою очередь убедил местное партийное руководство. Политическая ситуация казалась благоприятной, значит, инициатива — перспективной: Калужская область могла бы стать новым литературным центром, если бы альманах имел успех, привлек бы «молодежь».

Так и случилось. Однако первый номер альманаха оказался и последним. Издательство успело напечатать и передать в библиотеки и магазины лишь одну из трех партий заявленного тиража, когда известие о калужской инициативе дошло до столичных инстанций. Публикацию остановили, пренебрегая скандальными последствиями.

Оставшиеся в типографии экземпляры были конфискованы и уничтожены. Аналогично — все попавшие в магазины и библиотеки.

Да, редакция альманаха не нарушила какие-либо формально установленные правила. Инициатива соответствовала очередному изменению политической ситуации. Директор областного издательства заручился санкцией местного партийного руководства. Он ничего крамольного не опубликовал. Цензоры и в Калуге свое дело знали. Но был вновь нарушен важнейший принцип управления литературой — централизация: Паустовскому руководство ССП не делегировало право составлять альманах по собственному усмотрению. А потому надлежало пресечь такую попытку быстро и жестко. Чтобы избежать повторения инцидентов подобного рода.

Инициатора выпуска альманаха формально не наказывали. Тут без громкого скандала вряд ли бы обошлось, а литературные функционеры старались тогда избежать огласки. Зато директору издательства был объявлен выговор. Взыскание получил и заведующий отделом идеологии областного комитета партии. Что и стало карой для инициатора «Тарусских страниц»: пострадали те, кого он убедил оказать ему помощь.

Писатели усвоили этот урок. А с октября 1964 года Брежнев возглавил ЦК КПСС. Новая эпоха началась. Четверть века спустя ее уже вполне официально именовали «застоем».

Этот термин и ныне популярен. На исходе 1980-х «застой» противопоставлялся «оттепели». И конечно, эпохе, чье начало ассоциировалось с деятельностью Горбачева. Так называемой перестройке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия