Читаем Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2 полностью

С фр<анцузской> книжкой — что? — тоже путем не ведаю. Выпустили в самом конце (крайнем!) вешнего сезона парижского, все литературное в распылении, пока гонят книжку за границу и в провинцию. Здесь будут «проводить» — в сентябре!… — ? Отзывы провинц<иальной> печати — поскольку знаю от переводчицы и представ<ителя> изд-ва du Pavois, — добрые, порой и восторженные... Оч<ень> хвалят и перевод. Один шалый (а м<ожет> б<ыть> и «с целью») пустил: «этот роман пользуется огромным успехом в URSS...» [657] (?!) «Блеск императорской России так явно влечет сов<етских> читателей». Отзывы отдельных французов-чит<ателей> — 3–4 — т<ак> ск<азать> «избранных»: «роман сов<ершенно> новый, глубокий...» Одна из элиты заявляет: «отныне эта удивит<ельная> книга — моя настольная... каждая ст<рани>ца дает мне столько мыслей, подымает столько в душе...» Но это, м<ожет> б<ыть>, «белая ворона». Пока ни в одной парижск<ой> газете или «литер<атурном> обозрении» — ни словечка. Книгу старались проводить в клерик<альную> среду. Я — не уповаю. Был «литер<атурный> хроникер» от France-Soir [658] (tirage [659] около 500 тыс.), сидел — болтал — слушал, (была и перев<одчи>ца) около часу, но для так<их> вечерн<их> газет нужен «анекдот». Что будет напечатано — не ведаю.

Да Господь с ней, с книжкой. Она мне нужна — для обихода. «”Пути” пойдут своим путем, — Покорны Божьему Веленью. И мы, друзья, свой путь найдем... — Прибудем в срок по назначенью».

Изводят меня болезнь, последствия рожист<ого> воспал<ения> прав<ой> стор<оны> лба: с 21 апреля (с ночи на Пасху!) вот уже 105 дней. Глаз к<ак> б<удто> очистился от кровоизлияний... но нестерпимая чесотка лба (пр<авой> стор<оны>), брови, носа (пр<авая> ст<орона>), вокруг глаза и за глазом: выдрал бы вот-вот! Это такая казнь, день и ночь... не могу (о, с как<им> трудом!) и переписывать. И машинка портится, и ленты зд<есь> отвратительные... путаются нитками, засоряют... И душ<евное> сост<ояние> убийственное. Хоть бы прихлопнуло!… — не видеть, не чувств<овать>, не помнить... В таком

мраке пребывал я первые три года по кончине Оли... Как-то, в отчаянии, смуте, стараясь унять себя, начертал:

«Предела нет Господней Воле,Число и мера в Нем — одно:И Млечный Путь, и тропка в поле...Звезда ли, искра... все — равноВсе у Него в безмерном Лоне...»

Все это так... но...?! и еще, отрывок:

...Все по силе, я — художник,
Нет предела, весь я воля,Я — что травка-подорожник...Подорожник — он художник,Все следочки слышит, знает,Все пылинки собирает...Только — горе-подорожник.По дорогам много пыли,
Подорожник — что острожник:Сколько пыли — горькой были!..

И для ча этот дурак-подорожник?! Лучше был бы железнодорожник! (примеч<ание> сочинителя).

Очень прошу — известите о себе, с Наталией Николаевной, тревожусь я.

Вот уже мес<яца> 3 с лишком не читаю газет, из-за глаза. Привык, правда, — будто и не потеря. Но когда же вложусь в работу? А время мчится. Хоть бы закончить переписку 2-ой кн<иги> «Лета Господня» (хотя... для кого? для че-го?!). Перспективы сплошь туманны. Пока сов<етские> агенты меня не навещают. Бывший у меня, 29 июня, и испросивший 2-ое rendes-vous [660] на 5 июля, — не заявился, и извинит<ельного> п<ись>ма даже не прислал: очев<идно> таковы инструкции: безнадежно

. Я Вам, помните, писал о 1-м посещении и «сорвавшейся маске». Б<уни>н продолж<ает> в разных журнальчиках пох<а>б<нича>ть... Я не читал — говорят. Что-то гнуснейшее в рассказике «Гость» в 1 1/2 стр. в «Новосельи» (америк<анском>). Кое-что цитиров<ал> мне Зеелер (генер<альный> секр<етарь> С<оюза> Пис<ателей>) из вышедшей в Америке тетрадки — рассказ «Трактир». Между прочим: «На эстраду вышло штук 15 бл-денок»… Богатеет литература русская... Что — это?!… На склоне так похабить словом, ка-ким словом... И при всем таком «излиянии» так безумно бояться намека о смерти! дуновения ее!… Над его квартирой лежал мертвец, сконч<авшийся> в гостях внезапно, доставленный на свою кварт<иру>, над Б<унины>м. С Б<унины>м серд<ечный> приступ (страха!), вызвал экстр<енно> врача!..

«Уж с утра погода злится,Жмется Б<уни>н в уголок...А покойник все стучитсяСапогом, и в потолок».

До-стучится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ильин И. А. Собрание сочинений

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное