Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Раздольной волею вольна,Светла, могуча и мятежна,Ужель, девятая волна,Вскипишь лишь пеной безмятежно?..Вскипишь — и, в блеск разбивши грудь,Отпрянешь мутью неизбежной,

И затеряется твой путь В просторе синевы безбрежной?..О нет же... нет!.. Поверь в себя,Исполни Божие Веленье:Твори, страдая и любя,Познав свое предназначенье.Покойной волею полна,

Восторгом светлого волненья,Катись, девятая волна, —Волна любви, — не разрушенья.

Скажете — в лиризм вдарился... Да, поет в душе, да и всегда я творил напевно, Вы это как же тонко мне уяснили! О<льга> А<лександровна> живет творческим волненьем, но надо еще волею

и... покой. Она спешит..., а «служенье Муз не терпит суеты». Ка-кая же нужна выдержка!… и — жертва. О, источник неиссякающий, неупиваемый... — Пушкин! Вечный Учитель. Явление необъяснимое, неповторимое. Кто — Он?!.. Прометей... Чудесного огня свет и жар в Нем... жар не сжигающий, а очищающий. О, помогите мне, внушите ей...! Никто... — Вас нет в «никто»! — не перевел бы «Богомолье», как она.

«Заветная мечта, исполнится ли она? — О, Боже, не отринь моленье!… — Да, светлой волею полна, — Создаст живое воплощенье!.. — Исполнена Родным, Родное передаст, — На языке чужом споет про «Богомолье», — Хваление и дар нетленному воздаст — Восторгами души и сладостною болью!..» Опять, будто и стих? Видите, все еще Шмель не стих.

Думаю, что Вы получили «Лу вуа селест». Как Вы находите перевод? Я слышу мой напев, мое

удержано. Литер<атурные> французы оч<ень> довольны и романом, и переводом: «совсем не чувств<уется>, что это перевод!» — пишет редактор нантского двумесячника «Оризон», приславший мне «восхищение». Милый Иван Александрович, не получил ответа на — со случаем — месяца три тому посланное письмо Лютеру! Если можно, помогите дознать, — 1 — цела ли рукопись, 2 — сможет ли Л<ютер> рассчитывать, что его перевод будет приемлем для швейц<арского> изд<ательст>ва? Слыхал, что относятся сурово к н<емца>м, если хотя бы «пятнышки»…! Но Л<ютер> не был н<а>ц<истом>. Что присоветуете? Страшусь, если возьмется за пер<евод> К<андрейя>! о, страшусь!.. Л<ютер>, боюсь, подсушит, «П<ути> Н<ебесные>» надо переводить... женщине! Да, да!.. О<льга> А<лександровна> могла бы... — она живет в «П<утях> Н<ебесных>», как мно-гие... — знаю. Лектриса издат<ельства> «Павуи», на русск<ом> не знающая, но очень «изысканная» и знающая, чего надо требоват<ельному> чит<ателю>, прочтя в верстке, сказала: «я оглушена... свежо, ново, мощно!» Ох, боюсь.

Книга вышла в сам<ом> конце летн<его> сезона, из-за забастовки — 3 недели! — брошюровщиков, и «лансирование» [650] изд<ательст>во переносит на сентябрь (м<ожет> б<ыть> изменится все, сезон продлится, 29-го — Мир<ная> Конф<еренция>), когда будут «эталяжи» в центр<альные> магазины Пар<ижа>, с портретом автора и проч., а пока гонит книгу за границу и по провинции... ох, страшусь неуспеха... хотя меня и обнадеживают... запрашивают о праве на «Л<ето> Г<осподне>», «Богом<олье>» — ! — и «Чашу»… — но что изо всего высеется — не вем. Для Англии переводится «Про одну старуху» и «Кам<енный> Век», хотя издатель лишь в туманности... — но переводчица — русская и отлично влад<еющая> англ<ийским> литерат<урным> языком... — «две недели — как оглушенная, не может отделаться»… — и умоляла разрешить ей... — разрешил. В ноябре д<олжен> появиться ром<ан> «История люб<овная>» в друг<ом> фр<анцузском> издат<ельстве>. В сентябре у вас выходит избранный мною «Чехов» [651] — в одн<ом> томе, с моим предисловием — для европ<ейского> читателя — я был счастлив исполнить заветное — сказать им — что такое русский национ<альный> писатель, и почему — в сущн<ости>, «о сущности души русской» — о чем я в 37 г. читал на «Днях Культ<уры>» в Праге, говоря о Пушкине... Чехов открылся мне по-новому! Не расказните меня, великий Мэтр! Умоляю: пришлите Вашу речь о Пушк<ине> — читали в Риге, Берлине... Столько слышал о ней, столько потрясенных! О, пришлите, упьюсь!