Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Здесь — Вы читали? — чествуют русскую литературу правит<ельственны>м банкетом (сейчас, ведь, Конф<еренция> Мира, во главе с 1-м м<инистро>м Бидо...). Представлена она, Дива наша, Ил<ьей> Эренб<урго>м [661] и Симоновым... [662] Поют Ей «славу». Как же «мелко плавал» в «Бесах» Ф<едор> М<ихайлович>!.. Вот, когда — про-славили-то!.. Вовремя отошли Покойнички... Ну, представить себе теперь таких вот зрителей, как Ф<едор> М<ихайлович>, Лев, [663] Чехов, западник Тург<енев>!.. И — у всех заткнуты рты, но созерцать можно... просят даже! Гремит Русское могучее Слово... и — грозит!.. — великим Эр<енбурго>м! мировым!.. Эх, Максима с Алешкой-то не могли послать во славу России... [664]

Пришел срок быть всесветному бедламу и лупанару. [665] И как же все последовательно

! Как «осмысленно»! Наметала яиц гадюка — выклюнулись гаденыши... наметали яиц... и т. д. И стал мир неохватным гнездом гадючным. О-правдано. «По плодам их узнаете я». [666] Одначе... почти что и не узнают. И посланец велик<ого> Сл<ова> Рус<ского> (само оно там, в колодках) — И. Э<ренбур>г грозит и всемирно выраж<ает> уверенность, что в «возм<ожных> обст<оятельствах>» сия прекр<асная> Марианна в шлемике «буд<ет> по ту же сторону... баррикад» (!) (не могут без «б<аррика>д»!) с великой и проч., и проч... И Конф<еренция> Мира слушает... как «е-к из борд...» — взывает к ми-ру в мире. Это не плоше «атомической»… Следовательно: анатомия грядет... «Грядет час в онь же...» [667] Да, вонь... но «живя в нуж<ни>ке, обыкнешь г-ну», по слову Солнца. [668] Ох... где ты, чистый снег Гауризанкара?!.. [669] Лавиной ринься и — упокой!.. Спят чистые... — и снега, и люди. Попрыгивает вечный... бес. Где же твоя Десница, Господи?!…

Отзовитесь — на мою тоску, на всю пустоту, что заполоняет меня!.. Уж и вопить сил не стало... Да и — негде. «Неслышен звук в пространстве безвоздушном...» Доколе, Господи?! И не выдавишь из себя аввакумовское долготерпеливое... «Ничего, Марковна... ино еще побредем...»

Сердечный привет Вам, милые.

Ваш, в пустоте звякающий, Ив. Шмелев.

Если можно, пришлите Слово о Пушкине!

Обещали еще о 3 писателях?

Все верну страховым.

Я так пуст: надобно наполнение! от Вас, дорогой Ив<ан> Александрович>. Молю Бога, — но к<а>к мало у меня сил для молитвы! — чтобы все у Вас было благоденственно.

Ив. Ш.

413

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <19.VIII.1946>

19 – VIII – 46.

Дорогой Иван Александрович,

Я больше месяца не получал от Вас ни словечка на мои письма и очень тревожусь, всячески. На днях позволил себе, благодаря за п<ись>мо, обеспокоить Шарлотту Максимилиановну просьбой сообщить о Вас, здоровы ли Вы, и как здоровье Наталии Николаевны. Жду ответа.

Дня четыре тому — п<ись>мо от Людмилы Горной, из Цюриха. Она вырвалась, к<а>к Вы знаете, из Герм<ании>, с благодарностью пишет, что, случайно с Вами встретясь, она получила от Вас огромное душевное укрепление, что через это в ней затеплилась надежда, — больше — вера, — что жизнь не

прерывается, что все обновится и для нее, юной, и вернется опора и свет семьи, дома, — зарубцуются раны... Дай Бог! Я старался поддержать в ней эту веру. Посоветовал скорей вырвать отца и мать, и тогда будет у нее устой. Она очень впечатлительная девушка, — я ее помню десятилеткой, что ли, с 36 г. С Горным мы были в доброй друж<еской> переписке... да-вно. Получил жуткое п<ись>мо от Раисы Гавр<иловны> Зöмеринг... — были страшные испытания пережиты... «ныне, без содрогания не можем слышать родной речи...» Милочка ее в Мюнхене, больше месяца, чего-то изыскивает. У ней отличная голова... и — воля.

У нас мало света, про-света... что говорить... Я вхожу в рабочую колею, бьюсь с неналаженностью жизни, все рвет и комкает... «сам за все». Как все это мешает, терзает... Последствия 4 мес. болезни не проходят: ужасный «чёс», глаза правого, за глазом, лба... — никто и ничто не помогают. Жду лекарства голл<андского>, от знаменитого гомеопата. Ольга Александровна поразительно выросла, страшно душевно-творчески богата... в живописи успехи очень большие. В слове — поразительное оправдание моих надежд, — богатый словарь, чудесно-исключительная образность. Могу судить. Тут, поверьте, ничто не служит ослеплением или наваждением... — нет: я, старый служака слову, вижу. И посильно советую, как надо. Женщина высоких добродетелей и дарований. (Не улыбайтесь саркастически, к<а>к Вы изумительно умеете, — не гимн! С этим не могу шутить, это — святое: слово.) Жаль, если недостаток воли или другое — сложное хозяйство и недуги — помешают проявить-ся в творческих созданиях.