Читаем Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 полностью

Нет, я не попаду теперь в Париж. — Бледная опять, сквозная, — похудела, «ветром носит». Как быстро! В. уедет — некому замолвить словечко. Да… и не хочется. Я устала. Я опять пуглива. Не решится даже до Амстердама к v. Capellen добраться — куда же Париж!? Ну, прости меня за нытье, Ванюша. Первое письмо… не нравится мне; ты подумаешь, что я холодна была. Но так не думай! Меня до истязания душевного мучает семейный вопрос, которого ты очень часто касаешься, и эта боль отзывается в письме. И иногда, я до того теряю равновесие и рассудительность, что могу _т_а_к_ высказаться, что сгублю себя. Понимаешь? Я иногда не знаю удержу. Для меня, для встречи со мной (как ты пишешь) не ломай себя; нельзя в некоторых вопросах иметь личный подход, ни в какой мелочи. Я не «учу» тебя, а просто свой взгляд говорю, т. к. не хочу в этом участвовать. Если у тебя, независимо от меня, то или иное отношение, то я молчу, но со мной, ради Бога, не связывай этого! Ванюша, я очень прошу тебя, только серьезно, умоляю тебя: не посылай мне цветов. Это безумие теперь. Ради Бога, дорогой. Ну, пойми, что это не брыкание, а просто это меня стесняет. Пришли веточку елочки, и у меня будет тихое, _н_а_ш_е_ Рождество. А эта роскошь… Теперь, когда столько горя… Ванечка, не надо, дружок. Ты поймешь меня, я верю. Ванечек, почему ты спрашиваешь, «когда ты вернешься на наше Рождество домой?» Откуда вернусь? Я вообще о себе ничего не знаю. Если такая слабая буду, то как и в церковь-то соберусь? Я счастлива, что лучше тебе. Но берегись! Какой ужас, что так трудно всего достать. Я не постигаю как возможна такая бесхозяйственность, о которой ты пишешь (про французов!). Но теперь, когда вся Франция оккупирована582, этого произвола, о котором ты пишешь, быть не может, т. к. германскими властями будет

все учтено. И у нас, и в Бельгии решительно все хозяйство, всякое урегулировано германской властью, и такие «склады» картофеля просто немыслимы. Именно против спекуляции борьба очень активна, и судит спекулянтов немецкий суд. Уверена, что с занятием всей Франции у вас будет то же самое. Мы — деревенские хозяева — должны жить тоже строго по норме, и спекуляция карается очень строго. Все автобусы из деревни в город обследуются контролерами, мы с мамой сами испытали. Все велосипедисты обыскиваются. Именно против спекулянтов. Не пойму, как это во Франции упущено и как французы могут у себя гноить «из саботажа» продукты. Здесь — это немыслимо. Ну, надеюсь, что будет тебе лучше. Курочки наши, подумай, старые начали нестись. Как только оперились, так вот 2-ой день несутся. Ï Это очень кстати, т. к. мне пришлось до 15 сентября массу яиц сдать государству, чтобы получить разрешение на держание 15 кур. В результате получилось то, что не только себе ничего на зиму не пришлось оставить, но для сдачи-то пришлось у соседки занять 8 шт. Но теперь я имею право на 15 кур и 1 петуха, и вот они радуют. Мы ни одного дня не сидели без свежего яйца. Молодки очень рано начали. Мы удачно скрестили расу[281], — сами с мамой дошли. Чудные вышли курочки. По-ученому-то «расу» испортили, т. к. скрестили от 2-х разных рас, а оказалось, что детки взяли у отца и матери лучшие черты. Ну, расхвасталась! Сегодня у нас белый мороз и все бело. В этом году чего-то я очень боюсь зимы. Не холода, у нас топливо есть, но не знаю почему. А раньше я зиму любила… Ванечка, спасибо тебе за желание послать «Михайлов день». Очень хочу! Люблю Горкина…

То, что у тебя ко мне давно «того» чувства не было, как ты пишешь, — я знала, ты… вообще от меня отходил. Я не тиранила тебя этими приставаниями, «отчего переменился» и т. д., но я знала. И это уже давно, давно. «То» — не важно, и мне менее всего нужно и ценно, как само по себе, но это — симптом утраты чего-то еще. Более ценного. Я очень страдала, видя тебя ушедшим. Не говорила и не сказала бы, если бы начал ты

. Кто знает, что и во мне за это время творилось!? Но ты — прав: надо ценить все, что дает жизнь. И я все ценю. И я стремлюсь к святому, к тихому Рождеству. Но того настроения, которое было у меня в сочельник, в первый день Рождества со снежинками… помню… Будет ли? Это было как вдохновение. Пусть будет! Хочу верить! Я ко многому себя заставила привыкнуть. Я во многом стала другая. Ты не заметил? Только не в чувстве к тебе. Люблю глубоко.

[На полях: ] Ну, Ванюша, целую тебя крепко и любя. Оля

Напиши обязательно, как ты относишься к Жорж Санд?583 Очень важно!

Я тебя очень люблю! Живо!

Духи твои новые[282].


237

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву


12. XII.42

Милый мой Ванюша,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены книги «Американский претендент», «Том Сойер за границей» и «Простофиля Вильсон».В повести «Американский претендент», написанной Твеном в 1891 и опубликованной в 1892 году, читатель снова встречается с героями «Позолоченного века» (1874) — Селлерсом и Вашингтоном Хокинсом. Снова они носятся с проектами обогащения, принимающими на этот раз совершенно абсурдный характер. Значительное место в «Американском претенденте» занимает мотив претензий Селлерса на графство Россмор, который был, очевидно, подсказан Твену длительной борьбой за свои «права» его дальнего родственника, считавшего себя законным носителем титула графов Дерхем.Повесть «Том Сойер за границей», в большой мере представляющая собой экстравагантную шутку, по глубине и художественной силе слабее первых двух книг Твена о Томе и Геке. Но и в этом произведении читателя радуют блестки твеновского юмора и острые сатирические эпизоды.В повести «Простофиля Вильсон» писатель создает образ рабовладельческого городка, в котором нет и тени патриархальной привлекательности, ощущаемой в Санкт-Петербурге, изображенном в «Приключениях Тома Сойера», а царят мещанство, косность, пошлые обывательские интересы. Невежественным и спесивым обывателям Пристани Доусона противопоставлен благородный и умный Вильсон. Твен создает парадоксальную ситуацию: именно Вильсон, этот проницательный человек, вольнодумец, безгранично превосходящий силой интеллекта всех своих сограждан, долгие годы считается в городке простофилей, отпетым дураком.Комментарии А. Наркевич.

Марк Твен

Классическая проза