Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

П.: Никоим образом, друг мой, поскольку в структурализме ничего по-настоящему не трансформируется, а просто комбинируется. Между ним и ACT — бездонная пропасть. Структура — это просто сеть, о которой у вас есть только очень схематичная информация. Это полезно, когда вы ограничены во времени, но не говорите мне, что это более научно. Если я хочу, чтобы в моем отчете были акторы, то они должны что-то делать, а не занимать место; если же они что-то делают, то создают различия. Если они не вносят различий, уберите их и начните исследование сначала. Вы хотите науку, в которой бы не было объекта.

С.: Вы и ваши истории. Истории, в которых происходят события,— вот чего вы хотите! Я говорю об объяснении, знании, критическом отношении, а не о сочинении текстов для мыльных опер на четвертом канале!

П.: Так я и думал. Вы хотите, чтобы ваш опус в несколько сотен страниц что-то изменил, верно? Ладно. Тогда вы должны быть в состоянии доказать, что ваше описание того, что делают люди, вернувшись к ним, что-то изменит в том, как именно они это делают. Это и есть то, что вы называете «иметь критическое отношение»?

С.: Думаю, да.

П.: Но вы согласитесь, что не годится предлагать им неуместное обращение к причинам, не производящих различий в том, что они делают, так как это причины слишком общего характера?

С.: Конечно, нет. Я имел в виду реальные

причинно-следственные связи.

П.: Но такие, которые все равно бы не работали, потому что если бы они и существовали, в чем я очень сильно сомневаюсь, они бы имели только одно следствие — превращение ваших информантов в местодержателей других акторов, которых вы называете функцией, структурой, правилом и т. д. На самом же деле они больше не были бы акторами, а лишь обманками, марионетками, и это было бы несправедливым даже для марионеток. Так или иначе, вы обращаете акторов в ничто: в лучшем случае они были бы способны произвести несколько незначительных возмущений, наподобие незначительной дрожи, добавляемой конкретным маятником.

С.: А?

П.: Теперь скажите мне, что такого политически важного в превращении тех, кого вы изучаете, в жалких «бездействующих» носителей скрытых функций, которые вы, и только вы, можете увидеть и выявить?

С.: Хм, вот умеете вы переворачивать все с ног на голову. Теперь я не уверен. Если акторы осознают то, что их подавляет, если они становятся сознательнее, рефлексивнее, разве уровень их сознания не станет выше? И они смогут взять свою судьбу в собственные руки. Станут более просвещенными, разве нет? А если так, то я скажу, что теперь, отчасти благодаря мне, это более активные, более совершенные акторы.

П.: Браво, брависсимо! Так для вас актор — полностью детерминированный агент, и к тому же абстрактный носитель функции, плюс небольшие возмущения, плюс некоторая сознательность, привнесенная просвещенными социологами? Ужасно, просто ужасно. И вы еще хотите применить ACT к этим людям! После того как вы редуцировали их, превратив из акторов в носителей функции, вы хотите прибавить к несправедливости оскорбление и щедро несете этим беднягам рефлексивность, которой они раньше обладали и которую у них отняли вы — тем, что рассматриваете их по-структуралистски! Великолепно! Они были акторами, пока не явились вы со своим «объяснением». Не говорите мне, что это ваше исследование могло сделать их таковыми. Великое дело вы сделали, Студент! Сам Бурдье бы не сделал лучше. С.: Вам может очень не нравиться Бурдье, но он, по крайней мере, был настоящим ученым, и даже лучше — он был политически значимой фигурой. А ваша ACT, насколько я могу судить,— нет.

П.: Спасибо. Я почти тридцать лет исследовал связи между наукой и политикой, так что меня не испугаешь разговорами о том, какая наука «политически важна».

С.: А я научился не пугаться авторитетов, так что ваши тридцать лет исследования для меня мало что значат.

П.: Touche[213]. Но вы задали мне вопрос: «Что я могу сделать с помощью ACT?». Я на него ответил: никаких структуралистских объяснений. Одно и другое совершенно несовместимы. Либо вы имеете акторов, реализующих потенциальности, и тогда они вовсе не акторы, либо вы описываете акторов, актуализирующих виртуальное (кстати, это терминология Делеза), и они нуждаются в совершенно особых текстах. Ваша связь с теми, кого вы исследуете, требует разработки совершенно особых способов записи,— думаю, это как раз то, что вы бы назвали «критическим отношением» и «политической важностью».

С.: Чем же мы тогда различаемся? Вы ведь тоже хотите занимать критическую позицию.

П.: Да, возможно, но я уверен в одном: это не получается автоматически и в большинстве случаев терпит провал. Две сотни страниц интервью, наблюдений и т.д. ничего не меняют. Для достижения значимости нужно другое — ряд экстраординарных обстоятельств. Это редкое событие, и оно требует такого способа записи и регистрации, который трудно себе представить. Оно требует чего-то столь же чудесного, как Галилей с его маятником или Пастер с вирусом бешенства.