Я услышал смутное жужжание каких-то насекомых, и щеки моей коснулся нежный весенний ветерок. Через некоторое время в жужжании и ветерке определился некоторый ритм, и мое тело подчинилось и ответило этим пульсациям. Я парил в ласковых волнах летнего моря, то взмывая, то падая с его волнами в полном блаженстве. Жужжание нарастало, ритм усиливался, волны постепенно становились все яростнее – и вот меня уже швыряло из стороны в сторону, а вокруг кипел шторм. Я забился в дикой агонии. В моей голове бесились ослепительные искры, в ушах ревела вода. Потом что-то щелкнуло – и я проснулся.
Я был главным действующим лицом весьма интересной сцены. С первого взгляда мне стало ясно: я нахожусь на чьей-то яхте, лежу на полу и в весьма неудобной позе. За руки меня держали странные темнокожие существа, двигая ими вверх-вниз, как рычагами помпы. Я встречал довольно много экзотических рас и народностей, но определить, откуда родом эти двое, не взялся бы. К моей голове был прикреплен какой-то механизм, соединявший органы дыхания с аппаратом, о котором я расскажу чуть позже. Ноздри мои были заткнуты, и дышать приходилось через рот. Чуть скосив глаза, я приметил две трубки – что-то вроде тоненьких шлангов, но не вполне они, – которые под острым углом торчали у меня изо рта в разные стороны. Первая трубка, что покороче, лежала подле меня, а вторая, предлинная, свивалась на полу кольцами. Она была присоединена к аппарату, который я обещал вам описать.
До того момента, как жизнь моя покатилась под откос, я немножко баловался наукой и, имея некоторый опыт общения с лабораторной техникой, не мог не оценить эту машину. Аппарат, по большей части стеклянный, был собран довольно грубо – ясно, что это экспериментальный экземпляр. Емкость с водой была помещена в воздушную капсулу, к которой крепилась вертикальная труба, увенчанная шаром. В центре я заметил вакуумный измеритель, жидкость в трубе качалась вверх и вниз, через шланг посылая в меня воздух. Этот механизм и двое ассистентов, которые так немилосердно обращались с моими руками, стали идеальным аппаратом искусственного дыхания. Грудь моя поднималась и опускалась, легкие расширялись и сжимались до тех пор, пока мой собственный организм не принял на себя эти обязанности.
Когда я открыл глаза в следующий раз, мои ноздри, рот и голова были свободны. Подкрепившись добрым глотком бренди, я неуклюже поднялся, чтобы выказать живейшую благодарность моему спасителю, и… передо мной был мой родной отец. Но годы, проведенные в бесчисленных опасностях, научили меня держать себя в руках, и я решил подождать, узнает ли он меня. Нет, не узнал. Он видел перед собой какого-то беглого моряка – и отнесся ко мне соответственно.
Оставив меня на попечении своих темнокожих помощников, он с головой углубился в заметки, касающиеся, судя по всему, моего оживления. Пока я ел поданный мне обед (весьма вкусный), на палубе началась какая-то суматоха, и по доносящимся до меня голосам матросов и грохоту снастей я понял, что мы снимаемся с якоря. Вот это да! Отправиться в путешествие по Тихому океану с моим дорогим папашей… Жаль, что я так веселился, даже не задумавшись, не слишком ли дорого обойдется мне этот смех. Эх, знай я заранее, что меня ждет, – с радостью бы бросился обратно в те самые грязные воды, из которых меня только что спасли. Смерть была бы лучше.
Меня не выпускали на палубу до тех пор, пока мы не миновали Фараллоновы острова и не отпустили лоцмана. Я оценил эту предусмотрительность отца и поблагодарил его от всего сердца, как сделал бы любой моряк. Откуда мне было знать, что у него были свои причины скрывать мое присутствие на борту от всех, кроме команды? Он вкратце поведал о том, как его парни спасли мне жизнь, уверяя притом, что мое появление пришлось ему очень кстати. Он сконструировал некий аппарат, чтобы доказать один конкретный биологический феномен, и ему не терпелось применить его на практике.
– Ну что ж, ты, безусловно, подтвердил мои догадки относительно данного феномена, – сказал он, но потом вздохнул. – Правда, лишь в таком несложном деле, как утопление.
Он предложил мне вступить в его команду – и даже посулил оплату на два фунта больше, чем на прежнем месте; я расценил это как чистую благотворительность, потому что команда его была укомплектована и особой нужды во мне не было. Но, вопреки моим ожиданиям, моряком мне работать не пришлось – напротив, меня поместили в комфортабельную каюту, а ел я за капитанским столом. Отец явно счел меня не простым матросом, и я решил ухватиться за этот шанс и завоевать его расположение. Я наплел себе какую-то биографию, которая объяснила бы мою образованность и то, как я дошел до жизни такой. Я немедленно выказал свой живейший интерес к науке, и он должным образом оценил мою любознательность и проявленные способности. Я стал его ассистентом (что повлекло увеличение моего жалования) и весьма скоро, слушая его речи и объяснения, воспылал таким же энтузиазмом, как и он сам.