В отчаянной попытке спастись я рассказал отцу правду о том, кем мы друг другу приходимся, но все мои мольбы были напрасны. Это был мой последний козырь, на который я поставил все свои надежды. Но мой отец был непоколебим. Впрочем, никакого «моего отца» уже не существовало: передо мной была одержимая наукой машина. Сейчас я не очень понимал, каким образом он сумел очаровать мою матушку и как у них дело дошло до моего появления на свет. В человеке, стоявшем передо мной, не было ни тени живых эмоций. Он был рационалистом до такой степени, что такие вещи, как дружба, любовь и симпатия, представлялись ему своего рода слабостями, которые необходимо было изжить. Он проинформировал меня, что коль скоро жизнь я получил от него, то он и имеет все права ее забрать. Как он сказал, отнимать мою жизнь он не слишком желал, речь шла только о том, чтобы ненадолго одалживать ее у меня и пунктуально возвращать в оговоренное время. Разумеется, на сто процентов гарантировать, что не будет никакого сбоя, он не мог, но риск – благородное дело, и я, как мужчина, по его словам, должен был с этим согласиться.
Чтобы увеличить шансы на успех, он пожелал, чтобы я был в наилучшей форме. Для этого меня посадили на диету и тренировали, как чемпиона по атлетике перед решающим испытанием. Что я мог поделать? Если избежать своей участи мне не удавалось, то уж лучше я буду силен и крепок. В перерывах между тренировками мне позволяли принимать участие в отладке аппарата и ряде не слишком важных экспериментов. Мой интерес ко всем этим делам был весьма естественен. В конечном счете я стал почти таким же профессионалом, как и он, и мне доставляло удовольствие, что ряд моих замечаний и предложений он учитывал и использовал в дальнейшем. Но все же я не мог удержаться от горькой усмешки, понимая, что готовлю собственные похороны.
Мы начали с ряда экспериментов в области токсикологии. Когда все было готово, меня убили лошадиной дозой стрихнина и оставили на двадцать часов. Все это время я был мертв – абсолютно мертв. Дыхание и кровообращение полностью прекратились, но ужас был в том, что, пока протоплазма коагулировала, сознание не покидало меня – и я мог прочувствовать все до мельчайших мрачных подробностей.
Аппарат, который должен был вернуть меня к жизни, представлял собой герметичную капсулу, специально рассчитанную для моего тела. Сам механизм был несложен: некоторое количество вентилей, вращающийся вал, кривошип и электродвигатель. Воздух внутри капсулы попеременно уплотнялся и разреживался, таким образом я получал искусственное дыхание без использования шланга. Я не мог пошевелиться, хотя и чувствовал, что происходило со мной. Я ощущал тот момент, когда меня положили в камеру, и хотя все мои чувства были притуплены, я четко понял, когда они сделали мне подкожную инъекцию, препятствующую свертыванию крови. Затем камеру закрыли – и аппарат начал свою работу. Я страшно тревожился, но мало-помалу циркуляция крови восстанавливалась, органы один за другим возвращались к прежним своим функциям, и уже через два часа я наслаждался превосходным ужином.
Нельзя сказать, что меня обуревал великий энтузиазм и я с радостью принимал участие в этой и двух последующих сериях экспериментов. Дважды я пытался бежать – и оба раза безуспешно. Наконец я сдался и даже начал ощущать некоторый интерес к происходящему, да и привычка постепенно появилась. Мой отец был вне себя от радости, и с каждым месяцем теории его все ближе и ближе граничили с безумием. Мы проверили три основных вида ядов: невротические, удушающие и раздражающие, притом тщательно избегали минеральных раздражителей и отказались экспериментировать с разъедающими веществами. За время этого смертельного спорта я постепенно притерпелся к процессу умирания, и лишь однажды произошло нечто, выбившее меня из колеи. Расцарапав несколько кровеносных сосудов на моем предплечье, отец ввел в ранку самый смертоносный яд, каким дикари мажут наконечники своих стрел, – кураре. Я почти сразу же впал в обморочное состояние, мгновенно прекратилось дыхание, кровообращение прервалось, и коагуляция наступила столь стремительно, что даже отец, казалось, сдался. Но в последний момент он успешно применил результаты своих недавних разработок… и это так воодушевило его, что он удвоил усилия.