Переулки страха

В стеклянном вакууме, несколько отличающемся от старой доброй круксовой трубки, нагнеталось магнитное поле. Когда эту трубку пронзал поляризированный свет, она не фосфоресцировала и не выдавала прямолинейную проекцию атомов, но испускала невидимые лучи, подобные рентгеновским. В то время как рентгеновские лучи могли выявить непрозрачные объекты в плотной среде, эти лучи работали куда тоньше. На негативе моего снимка, сделанного с их помощью, отец обнаружил бесчисленное количество размытых теней, вызванных химическими и электрическими движениями, происходящими в моем теле. Это стало неопровержимым доказательством того, что трупное окоченение, в котором я пребывал, нельзя было счесть полным, ибо какие-то связи между телом и моим сознанием все еще оставались задействованными. Последствия прочих ядов были не настолько заметны, за исключением ртутных соединений: после них я чувствовал себя вялым по нескольку дней кряду.

Следующая серия занимательных экспериментов была с электричеством. Мы подтвердили теорию Теслы, что высоковольтные разряды не могут принести человеку вреда, пропустив через мою плоть сто тысяч вольт. Поскольку на меня это не повлияло, мы понизили разряд до двух с половиной тысяч вольт, и результат не замедлил появиться – я умер. В этот раз отец зашел настолько далеко, что я пролежал мертвым, вернее «в состоянии прерванной жизнедеятельности», трое суток. К жизни меня возвращали четыре часа.

Однажды отец вызвал у меня сильнейший спазм челюстной мускулатуры, но агония была столь мучительна, что от подобных экспериментов я отказался. Самой легкой смертью оказалось удушье, например при утоплении, повешении или отравлении газом; впрочем, смерть от морфия, опиума, кокаина и хлороформа тоже была сравнительно простой.

Однажды после удушения он держал меня в холодильнике три месяца, не допуская ни полной моей заморозки, ни разложения. Меня не потрудились поставить в известность о подробностях эксперимента, и я не на шутку перепугался, обнаружив, сколько времени прошло. В первый раз я подумал о том, как опасен становится мой отец и что он может сделать со мной, пока я пребываю в состоянии живого мертвеца. К тому же отец всерьез заинтересовался вивисекцией. В прошлый раз, когда я воскрес, то с неудовольствием понял, что отец производил какие-то манипуляции с моей грудной клеткой. Хотя он тщательно зашил разрезы и замаскировал следы своего вмешательства, урон, причиненный мне, был настолько серьезным, что пришлось восстанавливаться, лежа в постели. Именно во время этого вынужденного отдыха я и разработал план побега, наконец-то увенчавшийся успехом.

Притворившись, что я полностью поглощен нашими экспериментами, я испросил некоторый отпуск от моей смертельно интересной работы. В это время я упорно работал в лаборатории, а отец мой был слишком увлечен вивисекцией, производимой над многочисленными зверьками, которых ему во множестве наловили его черные помощники, чтобы обращать внимание на то, чем занят его двуногий «подопытный кролик».

Я построил свою теорию на двух допущениях. Во-первых, меня привлек электролиз – разложение воды на кислород и водород с помощью электричества. Во-вторых, я уповал на силу, противоположную гравитации, которую Астор нарек «апергией». Земное притяжение просто притягивает объекты друг к другу без того, чтобы совмещать их, также и апергия есть простое отталкивание. Атомное и молекулярное притяжение не только притягивает объекты, но и объединяет их. Именно противоположность этого – или воистину дезинтегрирующую силу – я желал не только открыть, но и подчинить своей воле. Потому-то молекулы водорода и кислорода, реагируя друг на друга, разделяются и сливаются в новом элементе, образуя воду. Электролиз заставляет эти молекулы разделиться и продолжить свое существование в качестве двух отдельных газов. Сила, которую я жаждал отыскать, должна была воздействовать не только на эти два газа, но и на все элементы, какие только существуют. О, если бы мне удалось заманить своего отца туда, где действуют эти силы, – он бы мгновенно расщепился на атомы и разлетелся бы по всему острову. Но следует понимать, что силы, которыми я в конце концов овладел, не уничтожали материю – аннигиляции подлежала только форма. Неорганическая материя никак не реагировала на мои смертоносные лучи, но для любой органики последствия были фатальны. Сперва меня это озадачило – хотя, будь у меня больше времени на осмысление данного феномена, я бы наверняка все понял. Поскольку количество атомов в органических молекулах куда больше, чем в самых сложных минеральных молекулах, органические соединения характеризуются нестабильностью и той легкостью, с которой их расщепляют физические силы и химические реагенты.