Дни быстро сменяли друг друга, я был крайне увлечен новым занятием и часами пополнял свои познания в обширной отцовской библиотеке или помогал ему в лаборатории, выслушивая далеко идущие планы. Нам пришлось отказаться от множества прелюбопытнейших экспериментов, поскольку утлая скорлупка, отданная на волю волн, была не лучшим местом для сверхточной научной деятельности. Но он пообещал мне множество прекрасных часов в прекрасно оборудованной лаборатории, к которой мы и плыли. Он получил права на владение неким островком в Южном море, даже не отмеченным на карте, и превратил его в настоящий рай для ученых.
Прошло не так уж много времени, прежде чем я понял, что этот остров – какой-то бедлам. Но перед тем, как описать тот ад, в который я попал, надо хотя бы в общих чертах обрисовать причины, приведшие меня к столь странному опыту, который вообще-то человек испытать не должен.
На склоне лет мой отец перестал возиться с антиквариатом и прочими побрякушками и увлекся куда более интересными вещами, отчасти касающимися биологии. С юности обладая характером весьма педантичным, он довольно быстро ознакомился со всеми достижениями интересующей его науки и вскоре обнаружил те области, которые до него никем не были исследованы. Он намеревался вплотную заняться освоением неизведанной территории – и именно в тот момент и наткнулся на меня. Будучи человеком незаурядного ума (без ложной скромности говорю о себе), я довольно быстро освоился с его методами научной работы и способом мышления и стал почти таким же безумным, как и он. Но речь не о безумии как таковом. Изумительные результаты, полученные нами, служат подтверждением трезвости его рассудка. Я могу сказать, пожалуй, что он был самым необыкновенным образцом хладнокровной жестокости, с каким мне приходилось встречаться.
Освоив психологию и физиологию, он не остановился на этом и вскоре оказался на краю новой области научных исследований, для изучения которой ему пришлось заняться высшей органической химией, патологией, токсикологией и всем прочим, что могло дать ему материалы для построения собственных гипотез. Начав с предположения, что прекращение функций жизнедеятельности вызвано деформацией клеток (нарушением строения протоплазмы), он выделял нужные ему вещества и проводил над ними бесчисленные опыты. Поскольку временное нарушение жизнедеятельности приводило к коме, а перманентное – к гибели живого организма, моему отцу пришло в голову, что искусственным путем коагуляцию протоплазмы можно не только предотвратить, но и запустить в обратную сторону. Проще говоря, мой отец предположил, что если смерть не сопровождалась необратимыми разрушениями органов, то путем определенных манипуляций научного толка жизнь можно вернуть в тело. В этом и заключалась его теория: разработать метод, согласно которому жизнь, уже, казалось бы, ускользнувшая, могла быть возвращена в мертвое тело. Конечно, он понимал, что все усилия будут тщетными, если у трупа уже наличествуют признаки разложения. Он нуждался в совершенно свежих мертвецах – не позднее суток с момента смерти, а лучше – не позже пары часов. В моем случае его теория хоть и грубо, но была подтверждена. Я действительно утонул и действительно умер к тому моменту, как меня извлекли из вод бухты Сан-Франциско, но жизнь мне была возвращена при помощи «воздушно-терапевтического аппарата», как называл его отец.
Но вернемся к той чудовищной цели, что не давала мне покоя. Первым делом отец дал понять, что я полностью в его власти. Яхту он отправил куда-то на год, и на острове остались только мы с ним и двое темнокожих, подчинявшихся ему беспрекословно. Затем он исчерпывающе объяснил мне все свои теории и подробно расписал методы, какими эти теории будут подтверждены. После этого он поставил меня в известность, что его подопытным буду я.
Я не раз встречался со смертью, и порой мои шансы выкарабкаться были не слишком высоки, но в передрягу такого толка попал впервые. Да поклянусь чем угодно, я не из трусливых, но перспектива постоянно находиться между жизнью и смертью повергла меня в ужас. Я попросил время на обдумывание, мне его предоставили – правда, при этом заверив, что иного пути, кроме как подчиниться, у меня нет. О том, чтобы сбежать с острова, не могло быть и речи. Самоубийство тоже не выход – хотя, возможно, такой конец был бы предпочтительнее того, что меня ожидало. Единственное, что мне оставалось, – уничтожить моих мучителей. Но сделать это не представлялось возможным: мой отец предпринял все меры предосторожности. Я постоянно был под наблюдением – даже когда я спал, рядом со мной маячил если не один, так другой черный дьявол.