Переулки страха

– Нет. Я забежал в туннель – почти на пятьсот ярдов. Остановился, поднял фонарь… туннель и есть: разметка, сырые пятна, потеки по стенам, лужи… Я выскочил оттуда – со всей мочи, уж очень там страшно, поверьте, – осветил все как следует собственным фонариком, вскарабкался по железной лесенке на заграждение, чтобы рассмотреть еще и сверху, потом спустился и опрометью бросился обратно к посту. Я телеграфировал по обоим направлениям: «Был подан сигнал тревоги, все ли в порядке?» Мне отозвались, что все хорошо.

По спине моей поползли ледяные мурашки, но я все равно попытался разумно объяснить моему собеседнику, что обмануться тут очень возможно: нервы, отвечающие за наше зрение, очень деликатные, и множество людей, страдающих галлюцинациями, немало помогли в исследовании этой проблемы, описав свой опыт и согласившись участвовать в экспериментах ученых.

– Что же до криков, – продолжил я, – да стоит лишь прислушаться к завыванию ветра в телеграфных проводах, вот даже и сейчас, когда мы сидим и беседуем, чтобы не слишком удивляться им.

Мы помолчали, прислушиваясь к звукам снаружи. И тогда сигнальщик снова заговорил, согласившись с моей гипотезой, а после добавил, что провел столько одиноких зимних ночей в этом диком месте, что многое мог бы поведать о вое ветра и странных звуках за стенами, но рассказ его еще не окончен.

Я извинился, что перебил его, и он, мягко прикоснувшись к моей руке, продолжил:

– Через шесть часов после его прихода на железной дороге случилось крушение. А через десять часов погибших и раненых выносили из туннеля – именно на том месте, где стояла эта… фигура.

Меня пробрала дрожь, но я изо всех сил старался не подать виду. Я возразил, что это и вправду было из ряда вон выходящее совпадение – и такой случай, конечно же, не мог не произвести глубочайшее впечатление на человеческий разум. Но все же нельзя не заметить, что самые странные совпадения в этом мире нередки, и вряд ли стоит об этом забывать. И поскольку сигнальщик явно собирался мне возразить, я поспешил заметить, что хоть мир вокруг и полон совпадений, но редко кто из здравомыслящих людей относится к ним слишком серьезно – мало ли что случается в жизни.

Он снова дал мне понять, что не довел историю до конца, и я опять извинился, что так невежливо перебил его. Он в очередной раз прикоснулся к моей руке и, глядя странным пустым взглядом куда-то в сторону, продолжил:

– Все это произошло примерно год назад. Через шесть или семь месяцев я уже несколько пришел в себя от этого потрясения, но однажды рано утром, когда я взглянул на красный семафор у входа в туннель, призрак снова был там.

Он резко замолчал и посмотрел на меня в упор.

– Он опять звал вас?

– Нет. Он молчал.

– И снова махал рукой?

– Нет. В этот раз он прислонился к семафору и закрыл лицо руками. Вот так.

Сигнальщик вновь продемонстрировал мне движения призрака. Но на сей раз жест его был воплощением глубокой скорби. Он застыл, подобно надгробной статуе.

– Вы подошли к нему?

– Я вернулся к себе. Отчасти чтобы как-то собраться, прийти в себя, в то же время я был близок к обмороку. Когда я снова вышел, солнце уже светило вовсю, а призрак исчез.

– Ну… и ничего не случилось? Ничего не произошло?

Сигнальщик дважды или трижды дотронулся до меня – и каждый раз движение его сопровождалось довольно жутким кивком.

– В тот же день, когда поезд выходил из туннеля, я заметил в одном из вагонов с моей стороны какую-то суматоху, что-то там происходило. В последний момент я успел дать машинисту сигнал остановиться. Он замедлил движение, затормозил, но поезд еще некоторое время двигался – ярдов сто пятьдесят или около того. Я побежал за поездом и услышал, как в вагоне истошно кричали и плакали. Молодая леди, очень красивая, скоропостижно скончалась в одном из вагонов, и ее принесли ко мне, она лежала на полу вот здесь, точно между нами.

Я невольно отшатнулся, услышав это, и отодвинул стул, не сводя глаз с половиц.

– Правда, сэр, истинная правда. Как я вам рассказываю, так все и происходило.

Я не мог вымолвить ничего, во рту у меня пересохло. Повисло молчание, только ветер дико выл в проводах. Наконец сигнальщик заговорил снова.

– Теперь, сэр, зная все это, решайте сами, сошел ли я с ума. Призрак вернулся с неделю назад. Он постоянно является мне – на короткое время.

– У семафора?

– У того фонаря, который зажигают, когда надо подать сигнал тревоги.

– И что он делает сейчас?

Он молча повторил отчаянную пантомиму, означающую «Ради всего святого, освободите дорогу!», затем продолжил:

– Я не могу ни уснуть, ни дух перевести. Он зовет меня, кричит как сумасшедший: «Там, внизу! Берегись! Берегись!», стоит и машет. Он звонит сюда…

Я вдруг догадался:

– А вчера, когда вы выходили из сторожки, – он тоже звонил?

– Два раза.

– Но послушайте, – сказал я. – Ваше воображение играет с вами плохую шутку. Я же видел звонок. И я не глухой. И головой могу поклясться: звонок не звонил. То есть звонил только тогда, когда все проходило обычным путем и вам звонили со станции.

Он покачал головой.