Переулки страха

Я создал специальные магниты, присоединил к ним две мощные батареи – и в моих руках оказался аппарат, генерировавший обе эти огромные силы одновременно. Каждая из них по отдельности была абсолютно безвредной, но, соединившись в некоей невидимой точке, они превращались в невообразимое оружие. Проверив успешность своего изобретения на практике (и попутно чуть не аннигилировав самого себя), я устроил свою смертоносную ловушку. Установив магниты так, чтобы дверной проем моей комнаты стал зоной смерти, и положив возле кровати кнопку, запускавшую аппарат, я лег в постель, как в засаду.

Темнокожие охранники все еще стерегли мою спальню, сменяясь поочередно. Я нажал кнопку, как только вошел первый из них. Сон уже было сморил меня – как вдруг сладкой музыкой в ушах раздалось звяканье металла о пол. Посреди прохода валялся ошейник Дэна – сенбернара моего отца. Мой надсмотрщик бросился, чтобы поднять его, – и исчез как мимолетный ветерок, только одежда его кучкой валялась на полу. В воздухе еле заметно пахнуло озоном, но коль скоро ведущими соединениями его тела были кислород, водород и азот – газы без цвета и запаха, – то никаких других признаков исчезновения не было. Стоило мне выключить электричество и убрать одежду с пола, я обнаружил горстку углерода – жженого угля – и прочие твердые элементы вроде серы, калия и железа. Переустановив ловушку, я снова забрался на кровать. В полночь я встал, вымел остатки второго темнокожего – и мирно проспал до самого утра.

Я проснулся от резкого крика – это мой отец звал меня из лаборатории. Я рассмеялся про себя. Некому было разбудить его – и он проспал. Я слышал, как он шел ко мне, желая меня поднять, и сел в постели, чтобы не пропустить апофеоз моего плана. Отец на секунду замер перед входом – и шагнул в небытие. Пуфф! Это было похоже на ветер, что веет среди сосен. Отец исчез. Его одежда свалилась на пол причудливой кучкой. Помимо озона, я учуял едва ощутимый чесночный запах фосфора. Его одежду запорошила крохотная горстка твердых элементов. Это был конец. Целый мир распахнулся передо мной – моих мучителей больше не было.

Чарльз Диккенс

Сигнальщик

– Эге-гей, там, внизу!

Когда он услышал голос, зовущий его, он стоял у двери своей будки с флагом в руке, накрученным на короткое древко. Наверное, учитывая рельеф, можно было бы подумать, что человек сразу посмотрит наверх, однако вместо того, чтобы поднять голову, он развернулся и посмотрел вниз, на пути. Что-то в этой его манере было примечательно, но я, хоть убей, не мог понять что. Но так или иначе, мое внимание он к себе привлек, даже несмотря на то, что он был внизу, а я стоял на холме и закатное солнце ослепляло меня, так что мне пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы разглядеть его.

– Эге-гей! Внизу!

Отвернувшись от путей, он поднял голову и увидел меня, стоявшего намного выше.

– Скажите, здесь есть путь, по которому я могу спуститься к вам и поболтать?

Он посмотрел на меня, ничего не ответив, а я глядел на него, но не повторял своего вопроса. Затем началась еле заметная вибрация в воздухе и земле, переросшая в дикую пульсацию, от которой я отшатнулся, словно меня силой потянуло вниз. Когда дым от скоростного поезда, что поднялся даже до моей высоты, пронесся мимо меня, начал скрываться за горизонтом и рассеялся, я посмотрел вниз и увидел, как сигнальщик накручивал флаг, который достал для машиниста, обратно на стержень.

Я повторил свой вопрос. После паузы, во время которой он оценивающе смотрел на меня, он показал свернутым флажком в сторону, примерно на двести-триста ярдов от меня. Я крикнул: «Понял!» – и пошел к тому месту. Присмотревшись, я отыскал тропинку, спускавшуюся вниз по склону, и пошел по ней.

Спуск был очень долгим и необычно крутым. Я скользил и еле удерживался на каменной тропке, пока спускался. По этой причине путь оказался достаточно долгим, чтобы я начал размышлять, с каким видом принуждения и неохоты сигнальщик показал мне дорогу.

Когда я спустился достаточно низко, чтобы увидеть его, он стоял на путях, по которым совсем недавно проехал поезд, явно ожидая моего прихода. Кисть левой руки поддерживала подбородок, а локоть ее опирался на правую руку, что лежала поперек груди. От него так веяло ожиданием и осторожностью, что я невольно задержал на нем внимание.