Переулки страха

У меня самого большая семья, и ее нужно как-то кормить, а дела мои в коммерции шли не слишком блестяще, оттого-то я и спорил все время с собственным сердцем – ибо судьба сироток не могла не тревожить меня. Я уже почти решился принять девочек к нам, когда мне пришлось отправиться по делам в Брайтон. Вопрос настолько не терпел отлагательств, что выезжать мне пришлось в ночь.

Я покинул Богнар чудесной зимней ночью в крытой двуколке. Великолепные сугробы лежали повсюду, и ветер играл искрящейся поземкой, то сметая ее в белые вихорьки, то вновь разметая. Щеки мои пылали: их жалила морозная пыль, рассыпанная в воздухе. За компанию я прихватил своего милого пса Боца (полное имя – Боцман). Он развалился на свободном сиденье под грудой ковриков и сурово моргал, сохраняя бдительность.

Между Литтлхэмптоном и Уортингом лежит одинокая дорога – через местность пустынную и безрадостную, и снег высотой по колено сверкал в лунном сиянии. Было настолько уныло, что я решил поговорить хоть с Боцом, лишь бы нарушить тишину звучанием человеческого голоса, пусть и своего собственного. «А кто у нас тут хороший? – сказал я. – Боц хороший!» – и погладил его по голове, но вдруг заметил, что пес как-то вздрогнул и сжался под ворохом теплых пледов. В тот же миг конь рванул и шарахнулся, чуть не уронив нас всех в придорожную канаву.

Я посмотрел вперед. Перед моей лошадью медленно шла женщина, одетая в белоснежную мантию – такой белизны, что одеяние словно бы чуть светилось среди снегов. Голова дамы была непокрыта, волосы, взлохмаченные и спутанные, резко чернели на фоне белых одежд.

Я был весьма удивлен, встретив глухой зимней ночью даму, одетую столь легко, откровенно не по погоде, и не очень понимал, что мне делать. Несколько оправившись от потрясения, я окликнул ее, предложил ей помощь и спросил, не желает ли она прокатиться вместе со мной. Ответа не последовало. Я погнал чуть быстрее, конь мой испуганно моргал, его колотила дрожь, а уши он отвел назад – животному было отчего-то очень страшно. Но фигура по-прежнему продолжала идти чуть впереди. На миг меня пронзила догадка: не лихой ли то человек переоделся женщиной, чтобы ограбить меня, и вот прямо сейчас злоумышленник ждет удобного момента, чтобы вырвать у меня поводья из рук? С этой мыслью я сказал своему псу: «Глянь-ка, Боцман, кто это у нас там идет?» – но собака тряслась от ужаса. Вот мы выехали на перекресток.

Полный решимости встретиться с опасностью, я остановил коня. Боца из двуколки пришлось вытаскивать за уши. Мой Боц был отличным псом – он не трусил ни перед кем, ловил крыс и не боялся недобрых незнакомцев, но в эту ночь он метнулся обратно, забился вглубь двуколки и скулил, спрятав морду в лапах. Я пошел вперед, прямо к фигуре, стоявшей у головы моего коня. Дама повернулась ко мне – и я увидел перед собой Харриет, бледную, спокойную, и мертвое лицо ее было прекрасным, как никогда при жизни. Вообще-то я не из робких, но в этот момент был близок к обмороку как никогда. Харриет смотрела мне в глаза – пристально, молчаливо и участливо. Я понял, что встретился с ее духом, и в тот же миг на меня снизошел великий покой, ибо я знал, что вреда мне от нее не будет. Когда дар речи вернулся ко мне, я спросил Харриет, что ее тревожит. Она все глядела на меня, не отводя пристального холодного взора. Затем я понял: ее тревожит судьба дочерей.

«Харриет, – спросил я взволнованно, – ты беспокоишься о своих детках?»

Ответа не последовало.

«Харриет, – вновь заговорил я, – если ты про девочек, то не бойся. Я возьму это на себя. Покойся с миром».

И вновь никакого ответа.

Я вытер холодный пот со лба. В тот же миг видение исчезло. Я был один средь заснеженных полей. Ветерок с нежной прохладой овевал мое лицо, а холодные звезды сияли в далеком темно-синем небе. Пес мой подполз ко мне и украдкой лизнул мою руку, словно умолял: добрый мой хозяин, не сердись, ведь я служил тебе верой и правдой до этого раза.

Я принял детей в свою семью – и растил, пока они сами не смогли позаботиться о себе.

Роберт Чемберс

Драконий дворик

О ты, скорбящий по душе родной,Что муке предается неземной,

Не упрекай Всевышнего за пытку.Ему видней, Он знающий, благой.

В церкви Святого Варнавы завершилась вечерня. Священники, поклонившись алтарю, проследовали в сакристию. Мальчишки-хористы наперегонки пролетели через алтарную часть и расселись на скамьях. Швейцарский гвардеец в пышном своем мундире прошел по южному проходу, гулко стуча посохом в пол каждый четвертый шаг. За ним следовал монсеньор К., искусный проповедник и просто хороший человек.

Я сидел у самой алтарной преграды и обернулся к западному крылу храма, и не один я. Пока прихожане рассаживались, шум и шорох наполняли пространство церкви; проповедник взошел на кафедру – и орган смолк.