Перевалы, нефтепроводы, пирамиды

— Наши плитки рассчитаны на двести двадцать вольт, — сообщил старый дрезденец таким тоном, будто рассказывал о выигранном сражении. — А здесь только сто десять. Пришлось здорово поработать, пока этот скряга согласился, наконец, поставить розетку на двести двадцать вольт!

Нам было стыдно, что мы говорим с ним на одном языке.

ОЧЕВИДЕЦ

Ронни — чудак, каких немного в нашем цивилизованном мире. Разговор с ним утомляет, но и обогащает. Он все время пребывает на границе между гениальностью и безумием.

Ронни, живший в агадирском кемпинге в соседней палатке, явился к нашей машине, едва мы встали.

— Вы настоящие восточные немцы? Мне давно хотелось встретить восточных немцев.

Через сильные стекла очков он рассматривал нас с головы до пят, как будто мы люди с другой планеты.

— Вы, наверное, антифашисты? Не то что другие немцы здесь! С ними можно разговаривать только об автомобилях и деньгах. Кошмар!

Мы еще не завтракали и пригласили Ронни на яичницу с салом. Он охотно согласился и. принес из своих запасов четыре помидора.

— Я немедленно напишу моей тетке в Амстердам, что меня пригласили восточные немцы. Она просто лопнет от удивления.

Ронни — голландец, ему сорок лет, последние годы войны он провел в немецком концентрационном лагере.

— Не потому, что я был политическим борцом, — рассказывал он, — хотя я всегда ими восхищался. В герои я не гожусь, пользы от меня никакой. И в лагерь я попал случайно: из сумасшедшего дома, где я хотел переждать войну, меня выписали как нетрудоспособного, но потом я забыл продлить справку. А когда я, наконец, собрался это сделать, то попался в лапы эсэсовскому патрулю. Чтобы меня не отправили в Германию на принудительные работы, я еще раз прикинулся идиотом, но ничто не помогло.

Собственно говоря, Ронни по профессии художник. Но когда я осведомился о его работах, он рассмеялся.

— На этот раз я не взял с собой ничего для рисования. Зачем? Все равно ничего не успеваешь. Да и как рисовать? Абстрактно, как Пикассо? В духе сюрреализма, как Дали? Или в стиле натурализма? Этого я не знаю, поэтому предпочитаю не рисовать.

От своего отчима Ронни унаследовал месячную ренту в триста гульденов.

— В Голландии на это жить нельзя, хотя и с голоду не умрешь. Но в путешествии, если экономить…

Ронни умен и начитан. С ним можно говорить о Бодлере, Рильке, Сартре и Лакснессе — Ронни обо всем осведомлен. Однажды, когда мы насвистывали малоизвестную песенку из брехтовской «Трехгрошовой оперы», Ронни сразу же запел немецкие слова. Только о работе он и слышать не хочет. Мысль о ней внушает ему ужас.

— Может, ваш социализм очень хорош, но не для меня. Мне бы еще пришлось у вас работать!

Уже пятнадцать лет Ронни путешествует на машине, предпочтительно по североафриканским странам. В Агадире он зимует уже в шестой раз. В ночь землетрясения с 29 февраля на 1 марта 1960 года его машина стояла на том же месте, что и сегодня.

— У меня как раз сидел приятель, марокканец, как вдруг за несколько минут до полуночи раздался гул, все закачалось. Свет погас. Машина раскачивалась из стороны в сторону. Мой арабский друг упал на колени и начал молиться.

Я стал искать свечу и спички. И нашел. В кемпинге все боялись океанских волн и бросились наверх, в селение. Там были уже одни развалины, слышались крики и стоны, в воздухе стояла пыль. На улицах зияли трещины в метр шириной. Огромный отель на пляже сломался как карточный домик. Этажи лежали друг на друге слоями, как крем в торте. Все постояльцы погибли. А ведь я чуть было не провел эту ночь в отеле, только моя скромность спасла мне жизнь: я потерял на пляже ключ от автомашины. «Вечером все равно не найти слесаря, который открыл бы дверь, лучше пойти переночевать в отель», — сказал я себе. Но в плавках? Нет! Что подумает портье? Наконец, я решил еще раз просеять песок в том месте, где лежал. Тяжелая работа! Через час злосчастный ключ был у меня в руках.

Ронни вытащил из кармана цепочку от часов и с блаженной улыбкой помахал прицепленным к ней автомобильным ключом:

— Мой спаситель!

Пришлось откупорить бутылку вина, чтобы Ронни закончил свой рассказ.

— Ужасное утро! Что делать? Как помочь людям? Я лишен данных руководителя, и мною тоже никто не руководил. Кроме того, у меня не было ни денег, ни сигарет, ни воды… Первым делом я пошел в свой банк. Его больше не существовало. В одном полуразрушенном баре пил американец. Он был счастлив: среди развалин ему удалось найти свой паспорт и бумажник. Тут я встретил коммерсанта, которому несколько дней назад случайно рассказал, что у меня есть вклад в одном из банков Танжера. Он дал мне денег взаймы. Каким-то чудом осталась цела и одна заправочная колонка. Я ее раньше не замечал — она была скрыта домами. Теперь дома исчезли. У дежурного лицо было обмотано платком, но он как ни в чем не бывало спросил: «Супер или обычный?»

При выезде из города лежали сотни свертков. Первые трупы! Я включил радио. На повороте у подножия холма я оглянулся. От красивого Агадира осталось лишь густое, сернисто-желтое облако.