Перевалы, нефтепроводы, пирамиды

Перед двумя женщинами на столе стояло пиво. Как они будут пить, если их лица закрыты? Я сел так, чтобы иметь возможность наблюдать за ними. Все оказалось очень просто: левая рука подняла покрывало, правая поднесла стакан ко рту. Выглядело это несколько комично. Затем одна женщина потянулась еще и к портсигару. Что же дальше? Дама спустила покрывало до подбородка, показался хорошенький вздернутый носик и искусно покрашенный рот.

Альфред поднял фотоаппарат, но дама энергично запротестовала:

— Пожалуйста, не надо.

Она показала на обручальное кольцо.

Мы разочарованно повернулись к стойке. Хозяин, мывший стаканы, с лицемерным сочувствием произнес:

— Может, желаете пройти с одной из дам в отдельный кабинет?

От удивления я не нашел ничего более умного, чем спросить:

— Разве это удобно?

— Но это же танцовщицы из Марракеша.

— Сколько это будет стоить? — Мой интерес был чисто теоретический. Хозяин подошел к столу, наклонился и что-то шепнул женщине со вздернутым носиком.

И вот та, которая только что протестовала против фотографирования, показывая на обручальное кольцо, повернулась ко мне и с невинной улыбкой рафаэлевской мадонны произнесла:

— Пятьдесят, мосье!

Пятьдесят дирхамов? Мадам знает себе дену.

Джимми громко вздохнул.

— Этого я не ожидал!

Его огорчило, что он — знаток Марокко — попал впросак.

Двадцать лет назад в Марракеше было наибольшее из всех городов мира число проституток (в процентах к числу населения). Когда после провозглашения независимости публичные дома, принадлежавшие паше, были закрыты, часть безработных «дам» стала танцовщицами и с тех пор практикует самостоятельно.

Толстая матрона сбросила покрывало и закурила:

— Господа! Нам надо вернуться в Марракеш. Может, вы возьмете нас с собой?

К сожалению, мы ехали в противоположном направлении. И кроме того, эта «поклажа» была бы слишком большой нагрузкой для нашего «Баркаса»!

КАСБА ТАБУД

Уарзазат — провинциальный город и ворота знаменитой «дороги касб», то есть вытянувшегося параллельно Атласу по краю Хаммады ряда лучше всего сохранившихся и красивейших касб Марокко.

Касба — это укрепленное селение, деревня-крепость. Одни селения насчитывают сто — двести жителей, в других живет несколько тысяч человек. Касба напоминает средневековые немецкие города: они также были защищены высокими стенами, по углам которых возвышались мощные сторожевые башни. Построенные из песка и глины, касбы почти не выделяются на фоне окружающего ландшафта. Джимми, некогда учившийся в архитектурном институте, назвал их архитектурными хамелеонами. Касбы взбираются на холмы, лепятся по склонам, так что крыша одного дома часто оказывается двором другого. Из-за надстроек и пристроек подчас трудно разобрать, где начинается один дом и кончается другой. В узких и кривых улочках почти невозможно идти рядом. Кое-где улицы, вернее ходы, проложены под домами. Здесь приходится шагать с величайшей осторожностью, чтобы не оступиться в вонючую сточную канаву. Тем не менее марокканские касбы обладают своеобразным очарованием. Их узкие, вытянутые к небу дома напомнили мне кубистическую графику.

В касбе Табуд, что находится напротив Уарзазата, мы разыскали приятеля Джимми — Мулая. Он разъезжает на тяжело груженном старом велосипеде по деревням и продает безделушки. Даже Джимми с трудом отыскал его жилище. Маленький мальчик проводил нас до дверей, оттуда мы по полуразвалившимся глиняным ступеням и приставным лестницам поднялись через две крыши к надстройке, напоминавшей башню. Здесь Мулай с женой и четырьмя детьми занимал две низкие комнаты. Железная кровать, два стула, колченогий стол, несколько полок и куча матрацев — вот и вся обстановка. На глинобитной стене в качестве единственного украшения, как ни странно, висит календарь… нашего народного предприятия — Берлинского электролампового завода.

Наш приход почти не удивил Мулая, во всяком случае, если он и удивился, то никак этого не показал. Сразу же после приветствий он присел на корточки в углу и попытался привести в действие древний бензиновый примус, чтобы согреть воды для чая.

Жена Мулая — Фатима показалась нам очень красивой. Как и все берберки, она не закрывала лица. Поверх красных шаровар на ней было светло-зеленое вылинявшее платье, ярко-желтый шарф и платок того же цвета… Она сидела на крыше дворе и месила на плоском камне тесто: мука, соль, немного воды…. Сделав из него колобки величиной с кулак, она круглым камнем раскатывала их в лепешку.

Мы едва успели, сидя на краешке кровати, выпить по чашечке чаю, как в дверях появилась Фатима с широкой и плоской лубяной корзиной на голове: она несла лепешки в пекарню. Мы пошли ее проводить. Грациозно, словно танцовщица на канате, спускалась Фатима по лестницам. Корзина на ее голове даже не шелохнулась!