Около пекарни судачили пестро одетые женщины — их было около двадцати, не меньше. В глиняной печи справа горели эвкалиптовые дрова. Пекарь нашлепывал лепешки на гладкие доски овальной формы и ненадолго засовывал в печь. Как только на лепешках появлялись пузыри, он сразу же вынимал доски из печи. Хлеб готов. Лепешки — хубз — свежие очень вкусны, сухие похожи на пергамент.
Недалеко от пекарни, за стенами города, двоюродный брат Мулая строил себе новый дом. На участке в пять квадратных метров на расстоянии тридцати сантиметров одна от другой поставлены две низкие стенки. Молодой босоногий бербер смешивает рядом со стройкой красный песок с соломенной сечкой, мелкими камнями и водой. Эту смесь он закладывает между стенками, а родственник Мулая утрамбовывает ее деревянной кувалдой. Высохнув, стены станут прочными, как кирпичные.
Таким же примитивным способом строились старые касбы сотни лет назад. Они еще и сегодня противостоят ветру и дождю!
Прогулка по касбе казалась визитом в средневековье, пока Мулай не привел нас на холм у южных ворот, к школе. С гордостью рассказал он, как год назад жители сообща построили два домика для школы. Добровольно и безвозмездно! Стены, сделанные, правда, из глины Хаммады, были уже побелены. Рядом с мрачным коричневым селением этот скромный холм с белоснежными школьными строениями был как бы кусочком лучшего будущего.
Мы заглянули в окна. Шестилетние дети сидели рядом с подростками и с фанатичным упорством учили буквы. Все были так поглощены своим делом, что нас никто не заметил.
Эти дети научатся читать, смогут сравнить свою жизнь с жизнью других людей и задумаются о причинах еще существующих различий. Когда-нибудь они восстанут и изгонят из касбы средневековье!
На обратном пути в касбу около ворот мы встретили своеобразное шествие: позади запряженной ослом двухколесной тележки, в которой между двух туго набитых мешков лежала связанная овца, шли пятнадцать женщин в яркой праздничной одежде. Одни несли на головах корзины, другие выбивали на табурах — узких глиняных сосудах, затянутых кожей, — дикие ритмы. Время от времени женщины, скандируя, пели.
— Хотите присутствовать на помолвке? — спросил Мулай. — Я знаю невесту. Ее будущая свекровь только что приехала на автобусе, и вот ее встречают.
— Охотно, если можно!
Следуя за разукрашенной повозкой, мы обошли вокруг деревни. К шествию присоединялось все больше женщин. У дома, находившегося наполовину под землей, шествие остановилось. Женщины образовали полукруг, в центре которого стала мать жениха. Когда в дверях дома появилась пожилая женщина («Мать невесты!» — шепнул Мулай), свекровь сделала несколько глубоких поклонов и что-то сказала, показывая на мешки и овну. Мать невесты поклонилась и жестом пригласила женщин войти.
— Овца и мешки с мукой и сахаром — это подарки семьи жениха, ее вклад в свадебное торжество, которое состоится через месяц, — пояснил Мулай с помощью Джимми, который выполнял роль переводчика.
— А где же жених? И его отец? — Кроме деда и подвозчика не было видно ни одного мужчины.
— Мужчины обоих семейств в это же время празднуют помолвку в доме жениха, в Айт-Урире, деревне по дороге в Марракеш. О выкупе за невесту главы семей договорились несколько недель назад.
Дед позвал нас в дом и в маленькой комнатушке подал мятный чай.
Рядом, в более просторном помещении, застеленном коврами, сидели женщины и пели в экстазе под звуки тамбурина, походившие на звуки тамтама. В музыке берберов явно проявляется влияние соседей, живущих на юге Сахары.
Через открытую дверь мы видели все, что происходило в комнате женщин. Ввели девушку, с ног до головы закутанную в белые покрывала. Покачиваясь в такт музыке, она сбросила первое покрывало. В эту минуту дверь в нашу комнату захлопнулась. Все последующее — табу для посторонних мужчин.
Мулая забавляло наше разочарование:
— Это была невеста! Теперь все рассматривают ее свадебный наряд!
Мы воспользовались случаем, чтобы расспросить Мулая о свадебных обрядах берберов.
— О браках договариваются старшие члены обоих семейств. Они определяют выкуп за невесту, который отец жениха платит ее отцу. Мой отец уплатил за Фатиму триста пятьдесят дирхамов, больше у него не было. У богатых выкуп больше.
— А жениха и невесту спрашивают, согласны ли они вступить в брак?
— Да. С недавнего времени спрашивают, вернее, должны спрашивать. Когда чета приходит регистрироваться, жениха и невесту спрашивают, хотят ли они стать мужем и женой. Но этот порядок далеко не всегда соблюдается. За меня «да» сказал отец, я в то время работал в Рабате.
— А как обстоит дело с разводом? — поинтересовался я. — Имеет ли силу старый закон шариата, по которому мужу достаточно три раза сказать «талак»[17]
, чтобы жена покинула дом?Мулай задумался. Очевидно, у него еще не возникала мысль о разводе с Фатимой.