Перевалы, нефтепроводы, пирамиды

— Нет, теперь супругам надо идти к кади[18], и ему муж объясняет, почему хочет развестись. Впрочем, он всегда бывает прав. Если со свадьбы прошло меньше года, он обязан возвратить выкуп. Мужчина решает, с кем останутся дети. Если они остаются с матерью, отец должен платить за их содержание. Иногда разведенная жена продолжает жить в доме мужа.

Дед принес тарелку со сладким печеньем. Мы взяли его с опаской: марокканское печенье слишком сладкое и жирное на наш вкус, при одном взгляде на него начинается изжога.

Рокот барабана смолк.

— Что еще произойдет здесь сегодня?

— Ничего. Все наедятся досыта, обсудят, что будут готовить к свадьбе, немного поболтают, а потом мать жениха уедет домой. К автобусу ее проводят с музыкой.

Чувствуя, что мешаем скромному празднику женщин, мы вскоре попрощались и ушли, пожелав дедушке, чтобы ему не пришлось в будущем году возвращать выкуп за внучку.

При закате солнца мы сидели на веранде «Гранд отель дю зюд» в Уарзазате, смотрели на Сахару и наслаждались игрой красок. Наступал «лиловый час». Гряды холмов Хаммады ежеминутно меняли цвета. Охра и ржаво-коричневый тон постепенно перешли в разнообразные оттенки лилового, через несколько минут они загорелись темно-красным светом, а затем растворились в темной синеве ночи.

Мы сидели у западной оконечности Сахары. В ближайшие месяцы мы намеревались проехать по краю этого величайшего песчаного моря. Когда-то доберемся до его восточного края?

СОКРОВИЩА ШЕРИФОВ[19]

ГАШИШ В «КОНСЕРВНОМ ГОРОДЕ»

Мы снова приближались к побережью Атлантического океана — и тут начался дождь! Так нам и не удалось увидеть при солнечном свете «консервный город» — Сафи.

Порт, занимающий одно из первых в мире мест по вывозу сардин, выглядел совсем серым. Строящийся химический комбинат — гордость марокканской экономики — едва виднелся в густом тумане. Над мостовой пристани клубились испарения, грузчики были одеты в коричневые непромокаемые куртки и зюйдвестки.

Примерно восемьдесят катеров стояло у пирса. Они как раз вернулись с ночного лова и привезли макрель. Лов сардин уже окончился. Еще в катере барахтающуюся добычу лопатами накладывали в ящики, а затем грузили, передавая из рук в руки, на машины. Улов, по-видимому, был хороший, работа спорилась. Грузчики и рыбаки перекидывались шутками, часто смеялись. Такое мы видели в Марокко впервые.

Пока Альфред и Дитер снимали фильм, двое рыбаков пригласили меня выпить мятного чаю в ветхой лачуге. Тесно, «как сардины», сидели рыбаки за деревянными, до блеска выскобленными столами, пили чай и закусывали хубзом, оливами и помидорами. Они тотчас потеснились, давая нам место, и я сразу почувствовал себя хорошо в их кругу. Здесь не было и следа фальшивого раболепия перед иностранцами, которое мы замечали порой кое-где в Марокко.

Рыбаки Сафи сознавали свою силу и со мной, иностранцем, вели себя как с равным.

Когда я предложил сигареты, они только улыбнулись в ответ, а старый рыбак, которого все величали «патроном», протянул мне узкую, покрытую орнаментом трубку с глиняной, не больше ногтя, головкой. Такие трубки продавались в Марракеше для курения опиума.

— Гашиш? — спросил я.

Все рассмеялись:

— Да, да, киф!

Ну, разок нужно попробовать!

Едва я сделал две затяжки, рыбак вырвал у меня трубку изо рта. Как по волшебству исчезли и остальные трубки. Что случилось? На стол упала тень. В дверях стоял полицейский. Он понимающе усмехнулся, сел за стол, заказал себе чаю.

Вместо того чтобы перенестись в мир сновидений, я попытался расспросить рыбаков об их заработках и условиях труда. В закусочной сразу стало оживленно. Один рыбак писал мне цифры на коробке от сигарет, рассказывал о ценах на растительное масло, о вычетах, о стоимости сетей. Второй отнял у него коробку, перечеркнул все расчеты и написал другие цифры: доля рыбаков, социальный фонд, профсоюз… В конце концов рыбаки начали спорить между собой, но не зло, а скорее так, как спорят у нас, составляя какую-нибудь резолюцию. Постепенно я догадался о причинах спора: я сидел рядом с «патронами», то есть владельцами катеров, и их экипажами.

Поскольку обе «фракции» не могли договориться, спор окончился поистине соломоновым решением: я должен посетить мосье Барака — руководителя профсоюза. Он специалист по вопросам заработной платы и сможет гораздо лучше все объяснить…

Я рассмеялся. С мосье Барака мы уже условились встретиться в двенадцать часов. До этого у нас еще было время посетить консервную фабрику. Али, рыбак с перевязанной левой рукой, взялся нас сопровождать.

Вслед за грузовиком, нагруженным макрелью, мы поехали к обрывистому берегу в южной части города.

Перед воротами фабрики стояла длинная очередь женщин под покрывалами.

— Они сегодня опоздали, — объяснил Али, — и не получили работы! Надеются, что, может, еще будут раздавать рыбные отходы.