Период полураспада

Земляничная поляна

В девяносто первом, когда Лена была на очередном форуме в Болонье, позвонила мать: отца диагностировали с раковой опухолью в мозгу, судя по всему – метастаза. Где первичный источник – по словам врачей, искать бессмысленно, он мог быть и в печени, измученной алкоголем, и в поджелудочной железе, и в прокуренных легких. Гусинский помог устроить отца в номенклатурную больницу, Лена возила отца к лучшим врачам, делала томограммы. Отец терял вменяемость, время от времени на него накатывали приступы буйства, затем рассудок возвращался, его забирали домой. Лежа на диване, он стонал…

– Доченька, болит голова…

Гуля гладила его по голове, по лбу, по лысине, стараясь, чтобы пальцы скользили как можно более нежно, стараясь облегчить его страдания. Отец засыпал ненадолго, потом просыпался. Внезапно вскакивал и говорил, что ему надо срочно в магазин. Он был силен, Алочка и Гуля висли у него на руках, но он вырывался, с трудом спускался с лестницы, выходил на улицу, при этом на чем свет ругая жену и дочь, которые держат его в заточении.

– Уйди, убью! – кричал он на жену. Алке ничего не оставалось, как красться за мужем следом на отдалении, потому что тот мог и не найти дорогу домой.

В это время Лену в качестве представителя власти пригласили в турне по Америке. «Дети и взрослые за чистую экосферу»… Или за мир… Она потребовала и билет для сына. Две недели колесили по стране: Вашингтон, где спали в школе, природный заповедник неподалеку, где спали в домиках в спальных мешках. Питались даже не в McDonald’s, а в еще более дешевом Hardy’s… Потом группу повезли куда-то в Теннесси, пожить в семьях местных жителей-волонтеров. Лена с Чунечкой оказались в доме милейших пенсионеров, которые возили их по окрестным развалам, где Лена выбирала майки-тишотки для сына, мужа и себя самой, по магазинам уцененных товаров, где была куплена пара нарядных шерстяных кофточек, для себя и для мамы. Группа ездила слушать музыку кантри в город Гейдельсберг – диковинный и одновременно страшно провинциально-американский, – затем отправилась в пятидневный поход в горы, к водопадам. В какой-то момент Лене надоела питаться фаст-фудом, спать в спальном мешке и мыться в общем душе. Она позвонила знакомым инвесторам, горевшим желанием поучаствовать в российской приватизации. Те с радостью купили ей и сыну билеты на самолет и привезли их в Сан-Франциско.

В Сан-Франциско днем Лена общалась с инвесторами, а вечером ходила с Чуней поесть в китайские кварталы. Умудрились купить Чуньке яркую и теплую зимнюю куртку всего за двенадцать долларов. Из Сан-Франциско она позвонила в Нью-Йорк, в «Морган Стенли»: нет ли у них тем для разговоров, раз уж она в Америке?

Тем было так много – «Морган Стенли» пытался стать генеральным консультантом правительства Москвы по управлению недвижимостью, – что их с сыном тут же снова посадили в самолет, а из аэропорта привезли в «Хелмсли Пэлэс» на Седьмой авеню. Лена не представляла, что на свете бывают такие отели. А уж что она будет в нем жить с сыном…

В «Морган Стенли» работали не дураки, они понимали, что профайл их главного российского контрагента надо раскручивать. Лена выступила с докладом о российской экономике в фонде Heritage и с речью перед городским советом Нью-Йорка.

– Тебе нужно что-то купить? – спросил ее управляющий директор «Морган Стэнли», длинный и яйцеголовый WASP[4].

– Только туфли для мамы. Обязательно красивые и очень удобные, мягкие.

– Знаю неподалеку прекрасное место…

– Bill, мне нужны недорогие…

– Понимаю.

В магазине Лена ужаснулась:

– Билл, тут все туфли по сто пятьдесят долларов.

– Еlena, это обычный магазин для верхушки среднего класса.

– Нет, дорого…

Наутро она подскочила к секретарше Билла:

– Где мне быстро купить дешевые колготки?

– В подземном переходе. Хочешь, вместе сбегаем?

В переходе Лена накупила по стопке колготок и трусиков и четыре пары нарядных и удобных туфель по десятке – себе и маме.

В последний день Лена и Чунька гуляли в Central Park, смотрели на бегающих трусцой людей, на женщин, прогуливавшихся с колясками и собачками… На здание Дакоты и башни Сан Ремо.

«Let me take you down, ‘cos I’m going to…Strawberry fields. Nothing is realand nothing to get hung about.Strawberry fields forever[5]».

Земляничная поляна, вот она, под ее ногами. Она стоит на лужайке, названной в память о Джоне Ленноне, убитом в нескольких шагах отсюда. Земляничная поляна. Все картинки в библиотечных журналах оживали, все мелодии «Битлов», Синатры требовали признания их реальностью. Что же ей делать? Теперь уже не только ради себя, но и ради сына, который должен расти только в этой стране, в огромном, уродливом и самом красивом городе на свете, в Нью-Йорке, и никогда не знать нужды, страха и несвободы странной страны, где царит хаос и вечно длящийся полураспад.