Период полураспада

– Зачем? Он же с тобой хочет встретиться… – на другом конце провода был ясно слышен смешок. – Ты и без меня прекрасно справишься, я уверен.

Тут же раздался и звонок из офиса президента. Лена бросилась в гостиницу мыть голову. Через полтора часа в костюме с маленьким черным пиджаком – почти Шанель, только что купила на распродаже за семьдесят долларов, – с фамильной Катиной брошкой, она вошла в кабинет, где царил полумрак. Луис Престон поднялся из-за стола и жестом пригласил сесть на диван у журнального столика.

– Еlena, вы в банке уже год. Как вы считаете, наши попытки помочь вашей стране строить рыночную экономику успешны? Мы правильно видим приоритеты?

– Mister Preston, вы правильно видите приоритеты… Но… Как бы это сказать…

– Говорите прямо…

– Основы рыночных механизмов едины во всем мире, несмотря на особенности стран. Россия в самом начале пути, и Всемирный банк пытается ей помочь создать именно эти, единые для всех, основы. Но наша страна столько пережила, в ней так искалечены люди, которых десятилетиями воспитывали в вере, что они особенные, потому что родились в особенной стране. Что не мешало, как вы знаете, это стране лишать своих особенных людей всего, от приличной еды до жизней. Поймите, что в России многие бесспорные истины видятся по-другому. Как будто вы даете деньги в бюджет за то, чтобы страна следовала каким-то азбучным рецептам. Политики не всегда это понимают. Не хочу сказать, что я умнее их…

– Вы именно это сейчас и сказали, и я аплодирую вашей смелости. Скромность – удел плебеев. И что мы должны, по-вашему, делать?

– России нужна бюджетная поддержка. Но еще больше ее политикам нужно понимание, куда они хотят вести страну. Чуть-чуть меньше денег в бюджет… – тут Лена запнулась, понимая, что ее опять заносит, – и гораздо больше помощи в разработке законов, в просвещении людей. Ведь люди думают, что нынешняя страшная бедность – это неизбежный атрибут рынка, а это признак его неразвитости. Надо помочь им понять, что, кроме рынка, другого механизма развития просто не существует, все остальное – идеологические химеры, рано или поздно кончающиеся катастрофой… Им нужно это понимать, чтобы поддержать реформы.

– Прекрасно! Мне именно так и рассказывала о вас моя подруга, Памела Гарриман, я у нее на Барбадосе бунгало снимаю. Хотите работать у нас и приложить ваши знания и убеждения к делу?

– Боюсь, что нет, mister Preston…

– Нет? Почему? – Луис Престон даже не пытался скрыть удивления.

– Я приняла предложение Директора в МВФ от России мистера Кагаловского работать у него. Было бы непорядочно менять решение.

– Думаете, вам у мистера Кагаловского будет лучше? Я готов с ним поговорить.

– Спасибо, мне очень жаль, но не стоит. Я же сама дала ему согласие.

– Узнаю русский стоицизм. Прямо по Достоевскому. Совесть. Что ж, желаю вам успехов. – Президент поднялся и протянул ей руку, показывая, что аудиенция окончена.

Лена рассказала Кагаловскому о встрече с Престоном, призналась, что рано или поздно она намерена пробиваться в штат Всемирного банка, стать настоящим профессионалом. Костя, посмотрев на нее, как на идиотку, сказал: «Дело твое. Хочешь ишачить, ишачь. Отработаешь год, поставишь работу в моем офисе – ты лучше других знаешь эту кухню, – потом решай».

На кухне у Кости – на Олимпе – работать было не в пример веселее, чем в трюме. На ежегодное собрание МВФ и Всемирного банка – один из главных форумов финансово-экономической элиты мира – Костя пригласил в качестве гостей ведущих банкиров своей страны со словами: «Тут все ведущие банки мира тусуются. Наши ничем не хуже». К делегации банкиров он приставил именно Лену Котову, та снова встретилась и с Гусинским, и с Ходорковским, которых она повела в тот же затрапезный ресторан TGI’sFriday, а те с удовольствием ели мексиканский фаст-фуд, сидя в ярких, только что купленных тишотках без пиджаков, и пили пиво за четыре доллара.

В последний вечер ужин для русской делегации в закрытом частном клубе давал американский банк JP Morgan. После десертов, перед кофе, конечно, полагались речи. К микрофону вышел глава российской делегации Александр Шохин, откашлялся, набрал воздуха… Но тут из-за своего стола поднялся председатель Центробанка, финансовый гуру и советской власти, и новой России, Виктор Геращенко. Поправив на пузе брючный ремень, он громко произнес по-русски:

– Пока они тут звездеть будут, пойду-ка я лучше поссу… – Геракл был феноменальным человеком.

Следующим вечером делегация улетала в Москву. Все толпились у отеля в ожидании начальства, посольские клерки демонстрировали свою полезность, озабоченно поглядывая на часы и сокрушаясь, что на базе St Andrews правительственный борт ждет уже полтора часа. Подкатил длинный лимузин, и из него выбрались сильно нетрезвые Герашенко, Шохин и Кагаловский.