Шильонский замок посмотреть не удалось. Побродив с полчаса, мама раздраженно сказала, что у нее нет сил карабкаться по этим ступенькам. Дочь, вообще-то, могла бы и сама это понять… Неподалеку от Монтрё, в Сионе, в это время находились Пикайзены. Виктора приглашали туда каждое лето, преподавать в музыкальном институте.
Через день Лена с Наталией Семеновной ездили после обеда в гости к Пикайзенам. В Сионе Алочка оживала, забывала, как жаловалась на боль и усталость в Шильонском замке, вместе с Иркой чуть ли не бегом носилась по городу. Вечером вчетвером ходили в ресторан, у Алки просыпался аппетит. Без оглядки на рядом сидящую дочь она привычно жаловалась на нее сестре. Вот зачем дочь привезла ее в Монтрё? По набережной ходят толпы арабов, торговцы торгуют стеклянной ватой, везде грязь, одни туристы. Разве о такой Швейцарии она мечтала?
Ирка все понимала. Через день она на поезде приезжала в Монтрё, где ее встречали Гулька с Алочкой, и все было, как прежде… Как в детстве Гули… Мама и тетка командовали, она с удовольствием возила их в горы, катала по Женевскому озеру на пароходике… Они съездили в Гштадт, где маме приглянулся ресторан с терраской, увитой плющом. У Алочки всегда был хороший вкус… Гуля, заглянув в меню, поняла, что мама выбрала самый дорогой ресторан, но была счастлива, что маме в нем нравится, что она радуется тарелкам из дорогого фарфора, шелковым салфеткам, серебряным приборам. Ирка настаивала, что заплатить должна она, но Гуля посмотрела ей в глаза, и тетя Ира поняла, что не стоит омрачать Алочкину радость напоминанием о безденежье дочери.
– Мам, поедем в горы на фуникулере? – В тот день Ирка не приехала, и мама тут же захандрила.
– Думаешь, я выдержу?
– Мам, мы сядем и поедем. Наверху такой красивый отель. Съедим ланч на терраске с невероятным видом.
– Ты помнишь, что мне нельзя сидеть на солнце? Думаешь, там есть тень?
– Найдем!
Они сидели на террасе под зеленым навесом. Маме опять расхотелось есть. Дочь уговорила ее съесть суп. Потом мама потребовала десерт: пирожные она могла есть в любом состоянии. Шутила, что теперь по крайней мере ей можно не беспокоиться о диабете. Они сидели бок о бок, болтали. Наслаждались закатом, солнцем, постепенно спускавшимся в Женевское озеро, лежавшее далеко внизу, смотрели на горы Эвиана на другой стороне, такие отчетливые в закатных лучах.
Сразу после возвращения произошло неизбежное резкое ухудшение… Исчезли подпорки: радость от гор и красот Швейцарии, от встреч с Иркой. Месяца через полтора Алочка окончательно слегла, подступила полоса непрерывной боли. Скотская российская медицина выписывала наркотические обезболивающие вдвое меньше, чем нужно, руководствуясь скотскими нормативами. Гуля ломала заветные таблетки на четыре части, пытаясь помочь маме продержаться подольше без невыносимой боли, ничего другого она сделать не могла. Смотреть на мамины страдания было невыносимо. Мама худела с каждым днем, она весила уже сорок килограмм, с трудом поднималась с постели.
Гуля наняла сиделку, потому что как раз в это время ее все же взяли на работу обратно в ВЭБ, правда на низкую позицию, но это не имело значения. Она ездила на рынок, доставая черную икру, которую продавали из-под прилавка, делала бульоны, выливала их, варила овощные отвары и снова выливала, после того, как мама съедала две ложки. Когда мама забывалась сном, Гуля думала, что она больше не в состоянии день за днем видеть эти страдания. Подошли ноябрьские праздники две тысячи первого года.
– Мамуль, я съезжу повидать Юрика? Ровно на неделю. С тобой останутся две сиделки, они по очереди будут приходить на сутки. И тетя Ира тут…
– Нет, не уезжай!
– Мам, почему? Только на шесть дней. Ну что случится, если ты с тетей Ирой и с сиделками шесть дней побудешь без меня?
– Алочка, – поддерживала Гулю Ирка, – ты не права. Гуле тоже нужен отдых, и Юру нужно проведать. Я буду приходить каждый день.
– Доченька, не уезжай, – просила мама уже совсем слабеющим голосом, но тут же он приобретал привычные интонации Наталии Семеновны, – не уезжай, слышишь! Тебе нужны развлечения? Не смей уезжать, сказала!
Лена не понимала, почему мать так сопротивляется. Тетя Ира повторяла, что маме просто необходимо настоять на своем, как это было всегда. «Езжай и ничего не слушай. Ты что, не знаешь своей матери? Это ее натура… – говорила она Гуле на кухне.
Вашингтон Лена решила проигнорировать, чтобы уложиться в неделю. Только повидать сына, который снова был сам не свой, как, впрочем, и вся Америка той осенью. Они с Колей встретились в Нью-Йорке, остановились по соседству с Terrytown, пару раз сводили детей в ресторан, съездили в поместье Рокфеллеров посмотреть скульптуры Бранкузи и лучшую частную коллекцию картин Пикассо. В день отъезда поехали в Нью-Джерси: посмотреть на Манхэтттен со стороны пролива Гудзона.