Период полураспада

– Да, может быть, он вообще уехал из Югославии после войны… Я имею виду сербов и Косово…

– Мамуль, я обещаю тебе проштудировать телефонную книгу.

– Знаешь что… – мама снова замолкла, перекладывая с место на место вилку и нож перед собой, – …а нужно ли? Нет… Не нужно… Ни к чему… Что ты ему скажешь? А вдруг он захочет приехать в Москву? Вообще, я думаю, что после перестройки – если он, конечно, по-прежнему живет в Белграде, – он несомненно приезжал в Москву. Мог и сам меня найти… Если он меня помнит…

– Мам, как бы он тебя нашел? Котову Наталию Семеновну? – мать и дочь одновременно заразительно рассмеялись.

– Да, ты права… – Наталия Семеновна снова вздохнула, теперь перебирая край салфетки. – Но нет. Ни к чему это… Никакой радости это никому не принесет.

Вернувшись из командировки, Лена узнала, что за время ее отсутствия у нее отобрали управление вместе с проектом онлайн бэнкинга. Она подумала, что чем сражаться с с лилипутами в этом грёбаном банке, лучше свозить маму куда-нибудь в Европу – в городе такая жара – и написала заявление на два месяца отпуска. Заявление было подписано мгновенно, что означало, что ее возвращения на работу никто не ждет. Лена испытала даже облегчение, странное ощущение освобождения было сильнее страха, что она снова осталась без работы и без денег. Хотя, конечно, это надо уметь: третий раз в жизни вылетать с работы с треском. «Плевать», – подумала она. Ей надо только сделать еще один шаг – поговорить с первым лицом. Это ничего не изменит, но правила есть правила. Есть протокол…

– Лен, ты умудрилась испортить отношения со всеми. Делала одну ошибку за другой. Я не могу больше тебя защищать, надо мной смеются: взял человека, держал год, человек все провалил, не вписался в коллектив…

– Володь, вписываются дети в детском саду, а я пришла работать. Что я провалила? Ты поставил мне задачи…

– Не хочу это обсуждать. Тебя никто не поддерживает, а ломать из-за тебя отношения в корпорации я не буду.

– Выкидываешь меня на улицу, когда у меня умирает мать? Не хотела это говорить, но это именно так. А пошел бы ты… – Лена вышла, хлопнув дверью.

Она шла по солнечной стороне Спиридоновки, думая, что в очередной раз осталась совсем одна. Человек, который поддерживал ее двадцать лет, выставил ее за дверь. Заслужила ли она это? Кто знает, кто и чего он заслужил. Сложилось так, как сложилось. Что теперь? То же, что и всегда. Бежать вперед, как белка. Или барахтаться, как лягушка, сбивая лапками сметану из молока, чтобы выжить.

Она выхаживала маму, а той опять стало хуже, снова стал проявляться токсикоз, отвращение к еде, о которой мечталось еще утром. Сев за стол, мама говорила, что протертые куриные котлеты пахнут рыбой, дочь срочно делала омлет, потом выбрасывала и его. Мама вдруг говорила, что ей хочется жареных пончиков, «помнишь, доченька, такие, какие были в твоем детстве, по три копейки. Не может быть, чтобы сейчас в Москве их не было, поедем, поищем?» У Гули сжималось сердце, она сажала маму в BMW, они отправлялись на поиски пончиков. Мама смеялась, а пончиков в Москве не было, и они покупали в Елисеевском пирожные «картошка».

– Мам, поехали отдохнем куда-нибудь? За свежим воздухом и положительными эмоциями? Куда тебе хочется?

– Наверное, в Швейцарию, – Алка тут же оживилась.

– Значит, в Швейцарию!

Лена нашла неплохую гостиницу в Монтрё, загадывала, как они поедут в Шильонский замок, в Женеву, прокатятся в Гштадт. Будут гулять по горам, дышать горным воздухом. Все наладится, завтра с ней наконец согласился встретиться зампред ВЭБа, Коля Косов. Она добивалась этой встречи месяц: из всего руководства банка Косов относился к ней лучше всех.

– Привет, Хелен, – Коля назначил ей встречу на девять тридцать утра, до разгара сумасшедшего, полного непредсказуемости и авралов дня. – Прекрасно выглядишь. Виски выпьешь?

– Запросто. Если за компанию.

– Люблю тебя, Хелен, кто еще со мной виски с утра махнет. Что, олигарх тебя выкинул? – Коля изобразил на лице сочувствие.

– Коль, сам все прекрасно понимаешь, – усмехнулась Лена: ясно, что Коля ее пробивает, ему любопытно, пустится ли она в длинные объяснения, в жалобы на то, как все несправедливо. – Сложилось так, как сложилось.

– Но выглядишь ты, как всегда, прекрасно. Хвост пистолетом.

– Коль, счастье же не вовне, оно внутри нас, правда? Даже если мне придется газетами торговать у метро, я все равно найду способ быть счастливой.

– Ну, твое здоровье! Как мать?

– Плохо. Совсем плохо… Сейчас еду с ней в Швейцарию.

– Это правильно. Давай по второй… За ее здоровье. Может, все-таки поправится?

– Коль, скажи, теперь, когда ситуация с Гусинским забылась, можно надеяться, что вы возьмете меня обратно?

– Поговорю… Думаю, решу вопрос. Ты сейчас езжай в Швейцарию. Мать свозить в горы в такой ситуации – это святое. Приедешь, позвони.

– Спасибо тебе. Твое здоровье!