Перстень Ивана Грозного

На что бесшабашны были опричники — и то смутились: как-никак, святой человек…

Нахмурился царь — но тут вышел вперед Гришка Грязнов, схватил игумена за бороду, повалил на землю, потащил по грязи да прямо перед царевым конем отсек ему голову.

Великий плач подняли монахи — а опричники обрушились на богатый город, как божья гроза.

Первым делом устремились опричники на торжище.

Что из товаров получше — себе забирают: серебро шведское, зеркала итальянские, доспехи испанские, часы немецкие, ткани дорогие да украшения.

Тот товар, что попроще — сало, да воск, да лен, да пеньку, — в большие кучи складывают, смолой поливают да поджигают. Горят великие костры, поднимается дым до неба.

Разграбили торжище — пошли по домам новгородцев.

И здесь все лучшее себе забирают, что похуже — сжигают.

Подошел к царю инок, на колени пал, говорит:

— Государь-батюшка, что же ты делаешь? Ежели овца жива — можно с нее каждый год шерсть стричь, но ежели с нее содрать шкуру — помрет овца, и не будет больше от нее проку!

— Зато мяса наемся! — отвечает ему царь. — А овец у меня еще много! — и мигнул Гришке Грязнову — тот и отсек иноку голову, чтобы лишнего не говорил.

С того и началось.

Кончился грабеж — начался правеж.

Знатных новгородцев саблями секут, жен их да детей тащат на Волховский мост, по рукам — по ногам связывают да в воду кидают.

Лютая зима в тот год стояла, замерзла река — но под мостом были полыньи, а опричники их топорами да баграми расширили, чтобы было, где новгородцев топить.

Крик стоит над рекой, крик и плач.

А опричники на лодках плавают и баграми под лед заталкивают тех, кто пытается выплыть.

Царь сидит на коне, смотрит, как на его глазах гибнет Великий Новгород, вспоминает свой сон.

Правильно он все делает, только так и можно истребить крамолу!

Велел опричникам посчитать, много ли добра награбили.

Опричники посчитали — много, и царю много досталось, и себя не обидели. Доложили Ивану — а он недоволен.

Больше нужно.

А больше взять негде, все дома новгородские ограбили, все опустошили.

Вышел вперед Малюта Скуратов, говорит — в домах только малая часть богатств новгородских, больше в церквах да соборах!

Восемь пятьдесят.

Лика поставила машину на стоянке, перешла дорогу.

Вот здесь она работает.

В ее контору ведут две двери — одна приличная, заметная, с аккуратной табличкой «Фортуна. Ставки на спортивные мероприятия».

Это дверь для клиентов.

Возле двери — чахлое дерево.

А на верхней ветке этого дерева — большая черная птица с длинным крючковатым клювом. Сидит, смотрит на Лику, словно сказать ей что-то хочет.

Но Лике не до нее. И вообще — она еще не дошла до того, чтобы с птицами разговаривать.

Лика прошла мимо двери для клиентов, подошла к другой двери — неприметной, выкрашенной тускло-зеленой масляной краской, без всяких надписей, нажала на кнопку, подняла голову, чтобы ее можно было разглядеть в камеру. Раздался щелчок, дверь раскрылась.