Перстень Ивана Грозного

Борюсик сказал, что все свалит на саму Лику, и его мать, конечно, скорее поверит любимому сыночку, чем невестке. Тут уж можно не сомневаться.

Поначалу он просил — точнее, требовал — немного, и она пару раз сдалась, чтобы избежать скандала, а когда попыталась возражать, он злобно ухмыльнулся и сказал, что сохранил те квитанции, которые она ему выписала, и если подсунет их матери, та поверит, что это Лика жульничает со ставками.

— Представляеш-шь, что она с тобой сделает? — прошипел Борюсик, сладострастно прищурив красные глаза.

Лика представила.

— Ну, что ты там копаешься? — напомнил о себе Борюсик. — Разучилась варить кофе?

Лика скосила на него глаза.

Как он все-таки похож на Нюську!

Она вспомнила, как пнула вчера дрянную собачонку. Вспомнила, какое удовольствие это ей доставило… И Нюська весь вечер пряталась где-то в дебрях квартиры, боялась выйти. И молчала, так что Лика наслаждалась тишиной, не слыша ее визгливого лая. А свекровь даже встревожилась и сюсюкала весь вечер — моя маленькая, моя девочка, что с тобой, не заболела ли…

Вот бы так же пнуть Борюсика!

Нет, это невозможно. Он ее просто убьет…

И тут Лика услышала тот самый голос, прозвучавший прямо у нее в голове:

«Нет ничего невозможного. Все возможно. Нужно только правильно рассчитать».

И в то же время она почувствовала, как вместе с этим голосом в нее вливается незнакомая, непривычная сила. Она вспомнила тот перстень, который нашла накануне. Перстень, который лежит сейчас в ее сумочке. Она побоялась оставить его дома и взяла с собой. Уж не этот ли перстень придал ей силы?

Все возможно, нужно только правильно рассчитать…

Она незаметно взглянула на часы.

Девять двадцать две.

— Ну, когда же будет готов мой кофе? — повторил Борюсик, и в его голосе прозвучало раздражение.

— Сейчас, — пробормотала Лика, делая вид, что возится с кофеваркой. — Заклинило фильтр…

— Чтоб тебя! — прошипел Борюсик. — Плюнь на этот кофе, займись квитанцией!

— Сейчас… — пропыхтела Лика, дергая ручку кофеварки. — Так нельзя оставить, а то она взорвется…

— Да чтоб тебя…

Взгляд на часы.

Девять двадцать восемь.

— Все в порядке! — Лика победно улыбнулась, наполнила чашку, подошла к Борюсику и в последний момент споткнулась, вылила кофе ему на самое заветное место.

Он вскрикнул, попытался вскочить — но Лика молниеносно переставила свободный стул, поставив его ножкой на ногу Борюсика, и надавила на него всем весом.

Крик Борюсика перешел в истеричный визг — точно так же визжала вчера Нюська. Но он все же справился с болью, отбросил стул, вскочил, кинулся на Лику, схватил ее за горло…

Она увидела близко-близко его безумные, полные ненависти глаза и поняла, что он, не задумываясь убьет ее.

Неужели она ошиблась, неверно рассчитала время?

И в это самое мгновение дверь кабинета с негромким скрипом открылась.

Значит, она рассчитала верно. Девять тридцать.

Слабеющим боковым зрением Лика увидела входящих в кабинет людей. Людей Доктора.

Впереди — невысокий толстяк с зализанными на лысину бесцветными волосами, прижимающий к груди увесистый чемоданчик. Казначей Доктора, Левон Абгарович. За ним — человек-скала, квадратный двухметровый детина с низким лбом и глубоко посаженными глазами — телохранитель Костян, бывший чемпион по боксу в тяжелом весе, машина смерти, как называют его знакомые. Впрочем, знакомых у него немного. Из спорта ушел после травмы, тут его и подобрал Доктор.

Как ни странно, при своей жуткой внешности и грозных боевых качествах, Костян в глубине души сентиментален. Об этом знают немногие, но Лика — одна из этих немногих. Потому что сентиментальность Костяна касается ее напрямую.

Костян в нее тайно влюблен.

Он никогда ничего себе не позволяет, даже намека, но иногда в его маленьких, глубоко посаженных глазах мелькает что-то, похожее на нежность. На особенную, первобытную нежность — такую, какая могла зародиться в сердце какого-нибудь неандертальца. Или даже пещерного медведя.

И вот — войдя в кабинет — Костян увидел ужасную сцену: кто-то, чье лицо он не видел, какой-то маленький, жалкий, тщедушный негодяй, душил Лику…

Костян зарычал, обогнул Левона Абгаровича и коршуном — точнее, разъяренным пещерным медведем — налетел на Борюсика. Он одной рукой схватил его за шкирку, как нагадившего котенка, оторвал от Лики, поднял в воздух, встряхнул и уже хотел швырнуть в дверцу сейфа, чтобы одним махом размозжить его голову — но Левон Абгарович строго окликнул его:

— Костян, стой!

Голос Левона действовал на Костяна, как дудочка факира на королевскую кобру.

Костян застыл, держа Борюсика на весу.

— Костян, поставь его!

— Но он ду… душил Гли… Гликерию Романовну! — проговорил Костян, как всегда, заикаясь.

Лика ненавидела свое полное имя. Но сейчас она готова была простить Костяну все что угодно. Она смотрела на Борюсика, который болтался в мощной руке телохранителя, извиваясь, как червяк, и наслаждалась.

— Поставь его! — повторил Левон Абгарович. — Поставь сейчас же! Посмотри, кто это!

Костян посмотрел.