Пертская красавица

– Что правда, то правда, – сказал Саймон, – он все

перчатки кроит на правую руку и еще ни разу в жизни не

сработал пары.

– Да, слева «резать кожу» он понимает по-своему, –

заметил Генри. – Но, с вашего позволения, отец, я сказал

бы так: работает ли он или празднует лентяя, у него глаза

не припухли от жара… и руки не в ожогах от раскаленного

железа, не загрубели, орудуя молотом… и волосы не по-

рыжели от дыма, что валит из горна, не стали больше по-

хожи на шерсть барсука, чем на то, что пристало доброму

христианину покрывать шляпой. Пусть Кэтрин – самая

хорошая девушка, какая только живала на свете, а для меня

она лучшая из лучших в Перте, – все же она, конечно, по-

нимает, в чем разница между одним мужчиной и другим, и

видит, что сравнение не в мою пользу.

– Ну, от всего сердца за твое здоровье, Гарри, сынок! –

начал старик, наполняя кубки собеседнику и себе. – Вижу

я, что ты хоть и добрый кузнец, а не ведаешь, из какого

металла куют женщин. Будь смелее, Генри, держись не так,

точно тебя ведут на виселицу, а веселым молодцом, ко-

торый знает себе цену и не упадет, сраженный насмерть,

даже перед самой лучшей внучкой, какой могла когда-либо

похвалиться Ева. Кэтрин – женщина, как и ее мать, и ты

судил бы глупо, если бы решил, что их всех привлекает

только то, что пленяет глаз. Надо пленить еще и слух, друг

ты мой, женщине нужно знать, что тот, к кому она благо-

волит, отважен и полон сил и мог бы снискать любовь

двадцати красавиц, хотя домогается ее одной. Поверь

старику, женщины больше следуют чужому суду, чем

собственному мнению. Если спросит моя Кэтрин, кто са-

мый храбрый мужчина в Перте, кого ей назовут, если не

Гарри Смита?.. Кто лучший оружейник, когда-либо ко-

вавший оружие на наковальне? Опять же он, Гарри

Жги-ветер!. Кто самый лихой плясун у майского дерева?..

Все он, богатырь-кузнец… Сочинитель самых забавных

баллад? Да кто, как не Гарри Гоу! А кто у нас первый бо-

рец, первый мастер в игре мечом и щитом? Кто король

оружейных смотров… укротитель бешеных коней… ус-

миритель диких горцев? Все ты, ты… не кто иной, как ты!..

Так неужели Кэтрин предпочтет тебе мальчишку из Горной

Страны?.. Еще что! Пусть-ка сделает она стальную пер-

чатку из пыжиковой шкуры. Говорю тебе, Конахар для нее

ничто. У нее одно желание: не дать черту завладеть за-

конной своей добычей – ни этим пареньком, ни всяким

другим уроженцем Горной Страны. Благослови ее господь,

мою бедную девочку, она, когда могла бы, весь свет об-

ратила бы к более чистому образу мыслей!

– Ну, здесь-то у нее наверняка ничего не выйдет, –

сказал Смит, который, как читатель, верно, заметил, не

очень-то благоволил к соседям-горцам. – В этом споре я

ставлю не на Кэтрин, а на Старого Ника*, своего знакомца,

– мы с ним как-никак работаем оба с огнем: черт непре-

менно заполучит горца, уж поверьте!

– Да, но у Кэтрин, – возразил Гловер, – есть союзник, с

которым ты мало знаком. За юного головореза взялся сей-

час сам отец Климент, а этому черт не страшен: ему сто

чертей – что для меня стадо гусей.

– Отец Климент? – молвил Смит. – У нас тут что ни

день, то новый святой, в богоспасаемом нашем

Сент-Джонстоне! Во имя той дубинки, что поколотит всех

чертей, объясни ты мне, кто он такой. Какой-нибудь пус-

тынник, который упражняется для своего дела, как борец

для арены, и приводит себя в боевую готовность постом и

покаянием, – так, что ли?

– В том-то и диво, что нет, – ответил Саймон. – Отец

Климент ест, пьет и живет как все мы, грешные, а притом

строго соблюдает предписания церкви.

– Ага! Понимаю. Здоровенный поп из тех, что больше

помышляют о мирских благах, чем о благостыне: крепко

выпивает на проводах мясоеда, чтоб достойно встретить

великий пост, думает in principio15 о наслаждении… и со-

стоит духовником самых красивых женщин в городе.

– Опять ты промахнулся, Смит. Поверь мне, у нас с

дочкой верный нюх на ханжу, будь то постник или жирный

пустосвят. Но отец Климент ни то и ни другое.

– Так что же он собой представляет, ответьте, ради

господа бога!

– Он либо неизмеримо лучше, чем половина всех его

собратьев в Сент-Джонстоне вместе взятых, либо же на-

столько гнусней самого гнусного из них, что грех и позор

давать ему пристанище в нашей стране.

– Думается, нетрудно распознать, то ли он или другое, –

15 Прежде всего (лат.)

сказал Смит.

– Удовольствуйся, друг мой, таким разъяснением, –

ответил Саймон. – Если судить об отце Клименте по его

словам и делам, то нельзя не признать его самым лучшим,

самым добрым человеком на земле, подающим каждому

утеху в горе, благой совет в трудный час, ты его назовешь

надежным водителем богатого, верным другом бедняка.

Если же послушать, что говорят о нем доминиканцы, то он,

благослови нас боже, – Гловер истово перекрестился, –

«злейший еретик, которого следует через земной огонь

отправить в огонь преисподней».