Пертская красавица

Смит тоже перекрестился и воскликнул:

– Пресвятая Мария! Как же это, отец Саймон, вы, такой

добрый и разумный – вас люди так и называют: мудрый

Гловер из Перта, – а дозволили дочери избрать духовным

пастырем человека, который – да оградит нас рать святая! –

может быть, состоит в союзе с нечистым! Вспомните, кто,

как не священник, вызвал дьявола во время обедни, когда у

Ходжа Джексона смело ветром дом?.. А в то утро, когда

снесло наш великолепный мост, разве дьявол не явился на

середине Тэя, облаченный в стихарь священника, и не

прыгал по волнам, как форель?

– Являлся он или нет, сказать не могу, – ответил Гловер.

– Знаю только, что я его не видал. А что касается Кэтрин, то

никак нельзя утверждать, что она избрала своим духовным

пастырем отца Климента, коль скоро ее исповедует старый

доминиканец, отец Франциск, и не далее, как сегодня, она

получила у него отпущение грехов. Но женщины бывают

подчас своевольны, и она – признаюсь тебе – советуется с

отцом Климентом чаще, чем мне бы хотелось. Однако ко-

гда я сам завожу с ним беседу, он мне представляется таким

добрым, святым человеком, что я готов ему доверить и свое

спасение. Правда, о нем идет дурная молва среди домини-

канцев. Но что до того нам, мирянам, сынок? Наше дело –

уплачивать матери-церкви что положено, раздавать мило-

стыню, исповедоваться, приносить, как должно, покаяние,

и святые отцы оградят нас от бед.

– И то верно. И они не осудят доброго христианина, –

сказал кузнец, – за нечаянный или опрометчивый удар,

нанесенный в схватке, когда противник защищался с ору-

жием в руках, а то и сам на тебя напал, только с такою ве-

рой и можно человеку жить в Шотландии, как бы ни судила

о том ваша дочь. Ей-богу, мужчина должен владеть мечом,

или недолго жить ему на свете в стране, где его на каждом

шагу подстерегает удар. Пять золотых в церковную казну

сняли с меня вину за самого лучшего из тех, с кем в своей

жизни я имел несчастье столкнуться.

– Допьем, однако, наш кувшин, – сказал старый Гловер,

– на звоннице доминиканцев бьет как будто полночь. По-

слушай, Генри, сынок: едва начнет светать, стой под окном,

что под крышей с восточного фасада нашего дома, и дай

мне знать о своем приходе свистом, какой называется у

Смита тихим. Я позабочусь, чтобы Кэтрин выглянула в

окно, и тогда ты сделаешься ее полноправным Валентином

до конца года. А уж если ты не сумеешь воспользоваться

этим к своей выгоде, то я стану думать, что, хоть ты и

прикрылся львиной шкурой, природа наградила тебя

длинными ушами осла.

– Аминь, отец! – сказал оружейник. – Доброй вам ночи,

от всего сердца! И да благословит господь ваш кров и тех,

кто под ним проживает. Вы услышите призыв Смита, едва

прокричит петух. И уж я, поверьте, посрамлю господина

Шантеклера*.

С этими словами он встал, распрощался и, чуждый

всякому страху, но все же осторожно озираясь, двинулся по

безлюдным улицам к своему дому, стоявшему в

Милл-Уинде, на западной окраине Перта.

ГЛАВА IV

А что нам в этой буре? Право слово,

Одно круженье сердца молодого.

Драйден

Отважный оружейник, как легко догадаться, не поле-

нился исполнить то, о чем условился с человеком, которого

он так хотел бы назвать своим тестем. Тщательней, чем

обычно, совершил он свой туалет, стараясь принять воз-

можно менее воинственный вид. Все же выйти на улицу

безоружным представлялось ему слишком рискованным:

весь город знал его в лицо, и, хотя у него тут было полно

друзей, он давнишними своими подвигами нажил также

немало смертельных врагов, которые его не пощадили бы,

окажись на их стороне преимущество. Поэтому под кожа-

ное полукафтанье он надел секрет, то есть кольчугу, такую

легкую и гибкую, что она не больше стесняла движения,

чем современный жилет, но притом достаточно надежную:

он собственной рукой выковал и скрепил каждое ее звено.

Далее, как подобало мужчине его лет и звания, он надел на

себя фламандские штаны и праздничный голубой кафтан

тонкого английского сукна на черной атласной подкладке и

расшитый черным шелком. Одежду завершали башмаки

дубленой козлиной кожи и плащ добротной шотландской

шерсти, накинутый лишь для того, чтобы прикрыть за-

ткнутый за пояс охотничий нож – единственное оружие,

какое Смит позволил себе взять, в руке он держал только

лозу остролиста. Черная бархатная шляпа между верхом и

стеганой подбивкой таила стальную прокладку и, таким

образом, надежно защищала голову.

В общем, Генри постарался приобрести тот вид, на

который он имел все права, – вид богатого, влиятельного

горожанина, одетого со всею внушительностью, какую

может он себе придать, не преступив положенных его со-

словию границ и не притязая на внешность дворянина.

Равно и вся его осанка, мужественная и прямая, хотя и го-

ворила о полном пренебрежении опасностью, однако не

позволяла причислить его к бандитам и бретерам его века,

в чей разряд несправедливо зачисляли Генри-кузнеца