Не желая больше искушать судьбу, Марий направился к берегам Африки. Ее наместник Секстилий, когда арпинат после короткой остановки на о. Менинг высадился на территории подведомственной ему провинции, тоже предпочел позицию недружественного нейтралитета. Он потребовал от Мария покинуть Африку (Plut. Маr. 40. 6-10), где тот мог рассчитывать на поддержку своих ветеранов, получивших здесь участки по lex Appuleia agrajria
103 г.[379] Т. е. Секстилий также не спешил выполнять приказ из Рима[380]. В. Ине даже считал, что наместнику оставалось либо послать людей с приказом убить Мария, либо присоединиться к нему, но никак не делать того, о чем пишет Плутарх[381]. Стоит, однако, заметить, что объявление Мария врагом не предполагало de iure обязательного его убийства, хотя так иногда и считается (Gaughan 2010, 127). К тому же Секстилий наверняка знал, что решение о расправе с Марием одобряется далеко не всеми (аргумент не юридический, но важный в условиях спорной законности объявления Мария hostis). Вряд ли прав и Т. Ф. Кэрни, считая, что такая позиция привела к краху карьеры Секстилия, который больше никаких должностей не занимал (Carney 1961b, 114) — ведь он уже добился претуры, а на консулат вряд ли мог рассчитывать в силу своего достаточно незнатного происхождения.Марий явно не торопился покинуть Африку и дождался сына, успевшего побывать в Нумидии при дворе Гиемпсала[382]
, который, если верить Плутарху (Маr. 40. 10-14), в конце концов решился его схватить и даже выслал за ним всадников, но отец и сын успели отплыть на Керкину[383]. Там они начали готовиться к новому туру борьбы.
ЗАКОНОПРОЕКТЫ ЦИННЫ И НАЧАЛО НОВОЙ СМУТЫ
С отбытием Суллы на Восток начался новый этап политической борьбы. Цинна, будто бы получивший взятку в 300 талантов от италийцев (νομιζόμενος έπΐ τφδε τριακόσια δωροδοκήσαι τάλαντα), предложил восстановить lex Sulpicia de novorum civium libertinorumcue suffragiis
[384], а также вернуть изгнанников[385]. Известно, что на его стороне выступил недруг Суллы Серторий, который, очевидно, принял участие в обсуждении указанных законопроектов на сходках, где последнего и мог слышать Цицерон, давший несколько ироническую оценку его красноречию[386]. Тогда уже, очевидно, Цинну поддержали М. Марий Гратидиан и Г. Милоний[387].Под изгнанниками Флор (III. 21. 9) подразумевает Мария и его товарищей[388]
, уточняя, что речь шла о тех, кто были объявлены врагами (de revocandis quos senatus hostes iudicaverat ad populum referretur), a автор ‘De viris illustribus’ (59.2) — просто об изгнанниках (de exulibus). Однако проект об их возвращении невозможно было провести одновременно с проектом о распределении италийцев по 35 трибам, поскольку это противоречило закону Цецилия — Дидия, которым оппоненты Цинны, несомненно, не преминули бы воспользоваться[389]. Неудивительно, что в источниках идет речь о спорах именно вокруг закона об италийцах — очевидно, вопрос об изгнанниках предполагалось поднять позже, а пока он, видимо, обсуждался лишь на сходках. Возможен, впрочем, и еще один вариант: речь шла о возвращении изгнанных по закону Лициния — Муция, который вполне согласовывался с распределением италийцев по 35 трибам, вопрос же о Марии и его сторонниках (изгнанниками они, заметим, были не de iure, a de facto) предлагалось рассмотреть отдельно. Между тем обстановка по сравнению с 88 г. сильно изменилась. Тогда Сульпиций провел свои законы (в том числе о назначении Мария, что свидетельствовало о немалой популярности арпината), как только у комиций появилась возможность голосовать за них. Теперь же Цинне пришлось обратиться за помощью к италийцам, поскольку на сей раз cives veteres заняли сугубо враждебную позицию. То же можно сказать и о коллеге Цинны Гнее Октавии.