Первая гражданская война в Риме

В свете изложенного стоит рассмотреть обстоятельства избрания обоих в консулы. Цинну большинство исследователей считает уже на тот момент открытым сторонником идей Сульпиция[390], человеком, симпатизировавшим Марию и/или factio Mariana[391], либо просто марианцем[392], сторонником «народной партии»[393], демократом

[394], популяром[395] и т. д. Ю. Б. Циркин (2006, 50) утверждает, что его избирательную кампанию финансировали женщины, выступавшие в защиту Мария. Однако следовало бы оговорить сугубо гипотетический характер этого тезиса, к тому же наверняка деньги давали и другие лица. Сторонником арпината его называет только Эксуперанций (4.22 Z), однако его бревиарий — источник очень поздний и исполненный ошибок, тем более что этот автор мог исходить из нехитрой логики: впоследствии оба политика действовали совместно — стало быть, союз между ними существовал и раньше. Если же говорить об Октавии, то его считают как кандидатом Суллы[396], «оптиматом-сулланцем»[397], так и просто оптиматом[398]

, сторонником олигархии[399], аристократии[400], сената[401].

Подобные оценки, как представляется, требуют корректив. Позиция Цинны излагается в двух вариантах. С одной стороны, уже с самого начала друзья изгнанников, подговаривая новых граждан требовать зачисления их во все трибы, рассчитывали на Цинну (Κίννα... θαρροϋντες — App. ВС. I. 64. 287). С другой — ниже у Аппиана речь идет о данной ему италийцами взятке в 300 талантов. Теоретически одно другому отнюдь не противоречит, но важно, что первоначально Цинна не давал оснований подозревать его в покушении на законы Суллы, история же с подкупом получила распространение явно позже. О политической позиции Цинны на тот момент вообще точно ничего неизвестно, ео ipso о связях с Марием[402] и Сульпицием, и вообще о его позиции во время событий 88 г.

[403] Очевидно лишь то, что, судя по словам Плутарха, он уже тогда позиционировал себя не как сторонник Суллы. Как один из победителей марсов, Цинна мог считаться отнюдь не союзником италийцев, а слава полководца помогла ему добиться благосклонности избирателей[404]. Сомнительно, что консул нуждался во взятке, чтобы выступить с законопроектом по италийскому вопросу (Bispham 2018, 3), который в случае успеха сулил ему стремительный рост политического влияния. Но какую-то финансовую помощь для продвижения закона, позднее объявленную его врагами мздой, он вполне мог от италийцев получить[405]. Еще более спорно то, что на Цинну повлияли уговоры друзей Мария — вряд ли он готов был делить власть с таким опасным конкурентом, как Марий, и лишь последующий их союз, видимо, создал впечатление, что сторонники арпината изначально оказывали воздействие на Цинну.

Октавий же, как следует из того же Плутарха, не может считаться сулланцем, да и связей с Суллой, по-видимому, не имел[406]. Другое дело, что он счел нужным встать на защиту сулланских порядков, но мог делать это не из симпатий к их творцу, а ради сохранения стабильности. Однако первоначально оба кандидата в консулы выступали, по-видимому, не как Sullani или Mariani

, а как некая третья сила[407].

В ходе обсуждения рогации Цинны Октавий, по словам Цицерона, выказал красноречие, прежде им не демонстрировавшееся[408], и, очевидно, не без успеха — не надеясь на достаточную поддержку городского плебса, Цинна созвал сторонников со всей Италии (Veil. Pat. И. 20. 2; App. ВС. I. 65. 293)[409]. Естественно, они были вооружены (Арр. ВС. I. 64. 289). Кроме того, большинство плебейских трибунов (τούς πλέονας δημάρχους), по сообщению Аппиана (ВС. I. 64. 290), наложило вето на законопроект[410].

Противостояние быстро приобрело кровавые формы: согласно Аппиану, люди Цинны стали угрожать кинжалами «противившимся трибунам. Узнав об этом, Октавий направился по Священной дороге[411] в сопровождении достаточно большой толпы к форуму, вбежал на него, словно разлившийся поток, проложил дорогу среди сплоченной массы и разделил ее. Напугав ее, Октавий пошел в храм Диоскуров[412], уклоняясь от встречи с Цинной (τόν Κίνναν έκτρεπόμενος). Спутники Октавия, без всякого приказания [с его стороны] (χωρίς επαγγέλματος), бросились на новых граждан, многих из них перебили, других обратили в бегство и преследовали их до ворот[413]. Цинна, понадеявшись на толпу новых граждан и рассчитывая, что ему удастся одержать верх силою, вопреки ожиданиям увидел, что находившиеся в меньшем числе, благодаря своему смелому образу действий, одерживают верх, пустился бегом по Городу и стал сзывать к себе рабов, обещая им свободу. Но ни один раб к нему не присоединился» (Арр. ВС. I. 64-65).