Первые перелеты через Ледовитый океан

— Тревожно на сердце,— сознался Чкалов и попросил Борового узнать какие-нибудь определенные сведения об «АНТ-25-1», позвонить в Сиэтл и Сан-Франциско. Но все было тщетно — ничего определенного мы не получили, кроме безусловно точных фактов: прибрежная океанская полоса южнее

Сан-Франциско в тумане, над ним где-то в видимости звезд калифорнийского неба методично движется гигантский моноплан «АНТ-25-1», который выдавал в Сиэтл стандартные донесения: «Все в порядке».

Между тем наступило 14 июля 1937 года, день отъезда на Родину. Билеты на пароход «Нормандия» уже были у нас. Но Чкалова это словно не касалось — он не собирался в дорогу, не говорил ничего о последних часах пребывания в США, он был поглощен одним тревожным чувством: хватит ли у Громова горючего, чтобы найти аэродром, который быстрее всего очистится от тумана.

Чкалов снова и снова возвращался к столу, где лежала карта с южной, конечной частью маршрута Громова, Юмашева и Данилина. А стереотипное «Все в порядке», передаваемое Сергеем Алексеевичем Данилиным, никак не успокаивало нас, всей душой желавших быстрейшего благополучного завершения полета, протянувшегося от Москвы уже за десять тысяч километров.

Боровой просил собираться к выезду в нью-йоркский порт. Но Чкалов и слышать об этом не хотел, пока не завершен полет наших друзей.

— Я вас прошу соединиться с Сан-Франциско и узнать, что слышно о погоде в районе Лос-Анджелеса и Сан-Диего,— сказал он Боровому.

На наше счастье, на той стороне США находился и действовал вездесущий, всезнающий и всюду проникающий Левушка Хват, который попросил к телефону Валерия и сказал ему, что «Громов отвалил от Сан-Диего, где, правда, уже образуются разрывы в тумане, и что будто бы он сделал круг над аэродромом Марчфилд».

Долго мы искали на карте этот городок.

— Ну слава богу! Тогда, робята, поехали домой,— со спокойной радостью басил Чкалов.

Прибыв в порт, мы увидели тысячи провожающих, среди которых находился полюбившийся нам американский полярник Стефансон, исследователи, ученые и летчики США. Перед отплытием стало известно, что Громов ходит по кругу вблизи военного аэродрома, но не садится на него.

— Видимо, маловат аэродромишко,— заметил я.

— Михаил Михайлович уж как-нибудь выберет место и припечатает своего «АНТа»,— без тени сомнения сказал Валерий.

В самый последний момент Чкалов сделал корреспондентам газет и радио следующее заявление:

 «Мы уезжаем в знаменательный день. Наши друзья Громов, Юмашев и Данилин вновь доказали возможность установления трансполярного пути. Мы еще раз благодарим правительство, учреждения, научные организации и печать США, а также многочисленных друзей в США за ценную помощь, оказанную нашему перелету, и за горячий прием. Мы считаем, что этот прием был оказан не только нам, но и нашей стране и населяющим ее народам».

Уже скрывался вдали огромный Нью-Йорк, когда Чкалова, Белякова и меня срочно попросили в радиорубку «Нормандии». Нам сказали, что мы сейчас сможем напрямую переговорить с американской базой Марчфилд, где находятся Громов, Юмашев и Динилин.

Радиовещательная американская компания, видимо, сделала все, чтобы летчики экипажей двух советских самолетов смогли приветствовать друг друга на территории США, но, кроме «Алло, «Нормандия»! Алло, «Нормандия»!», мы ничего не могли разобрать из-за сильного треска, создаваемого атмосферными разрядами. Но и этого было достаточно, чтобы отбросить все тревоги.

— Это был голос «Мих. Миха»,— уверял нас Валерий Павлович.

«Нормандию» действительно вызывал чиф-пайлот самолета «АНТ-25-1».

Возвращение на родину

По расписанию французской компании путь от Нью-Йорка до Гавра, равный 5840 километрам, «Нормандия» должна покрыть за 105—120 часов. Это обеспечивало огромнейшему пассажирскому лайнеру возможность держать «голубую ленту» — приз за скорость, успешно конкурируя с не менее гигантским пароходом такого же класса «Куин Мери», принадлежавшим англичанам.

Чкалов долго не уходил с палубы. Мы с Александром Васильевичем стояли рядом, очарованные необычайной красотой океана, пологие волны которого под лучами солнца искрились всеми цветами радуги.

В огромном зале ресторана наш столик был рядом со столиком какой-то старой русской княгини, ехавшей из Америки во Францию со своей племянницей. Неподалеку сидела киноактриса с мировым именем Марлен Дитрих с дочерью. Боль шинство пассажиров узнавали нас по многочисленным фотоснимкам в газетах и кинохронике.