Первый чекист

— Вы сразу влюбились в музыку, как и следовало ожидать от такого музыкального человека, вы услышали прекрасный оркестр, познакомились с настоящим музыкантом и узнали, что такое скрипки Страдивари и других замечательных мастеров. А теперь приступим к делу. Мы хотим, чтоб все ценные инструменты, имеющиеся в России, остались здесь! Они должны, как и все ценные произведения искусства, например картины, скульптуры, стать достоянием народа. Нам известно, что иностранцы усиленно разыскивают скрипки старинных мастеров и вывозят их за границу. Этому необходимо помешать. И заняться этим я поручаю вам. По имеющимся у нас сведениям большинство редких музыкальных инструментов уходит из нашей страны за границу через Одесский порт… Вы поедете в Одессу…

Большой южный город жил в это время удивительной, мало похожей на другие города жизнью. После освобождения от интервентов и белогвардейцев еще только восстанавливались фабрики и заводы, налаживалась трудовая жизнь. Но главные улицы были переполнены разодетой публикой, выползавшей на прогулки в солнечные дни. На каждом шагу можно было встретить не уехавших почему-то за границу московских и петербургских богачей. Местная знать старалась не ударить лицом в грязь и появлялась на Дерибасовской и на бульваре Фельдмана, который упорно называла по-старому — Николаевским, разодетая в пух и прах. Рестораны и кафе были переполнены, и всюду — на улицах, в ресторанах, на бульварах — шныряли юркие подозрительные людишки. Они что-то покупали, предлагали, продавали. Из рук в руки незаметно переходило золото, валюта, ценности.

А по ночам в Одессе стреляли. Это чекисты и милиция ликвидировали банды налетчиков, притоны, малины. Но Прокофьев не бывал в городе ни днем, ни ночью. Он почти не уходил из маленькой таможенной комнатки, где вместе с ним работало еще несколько чекистов-одесситов. Измученные, с серыми от напряженной работы и недоедания лицами, они никогда не падали духом и шутили с таким серьезным видом, что Саша поначалу не знал, как принимать их слова — действительно в шутку или серьезно. Но шутки не мешали одесским таможенникам делать свое дело — не было дня, чтоб у какого-нибудь солидного господина, имеющего визу на выезд из Советской республики, не обнаруживали ценности, которые нельзя было вывозить. Прокофьев не уставал удивляться умению одесских чекистов угадывать, где и у кого имеется контрабанда. Но одесситы только головами качали и говорили всегда одно и то же:

— Вот если бы нам быстроходный катер. Хоть бы один!

Много запрещенных грузов привозили в Одессу и вывозили из нее контрабандисты, а пограничная охрана ничего не могла поделать с ними — советские пограничники и таможенники располагали старыми катерами, которые не могли догнать быстроходные моторки контрабандистов.

А у самого Прокофьева дела были еще хуже: он почти безвылазно сидит в порту, а результатов пока нет.

Иногда ночами выходил Прокофьев на берег и слушал тихий плеск или, если штормило, яростный вой волн, смотрел на яркие южные звезды и думал о том, что работник он никуда не годный и что зря поверил в него Феликс Эдмундович. Правда, одну скрипку он все-таки нашел. И, как ни странно, буквально на второй же день по прибытии в город. Щеголеватый человек, непринужденно улыбаясь, предъявил документы, разрешение на выезд, вежливо улыбаясь, открыл чемодан, затем осторожно — футляр и вынул из него скрипку.

— Если угодно — осмотрите футляр, — сказал он таможенникам, — а скрипку, умоляю, не трогайте. Это очень ценный инструмент.

— Ценный? — насторожился Прокофьев.

— Да, работы мастера Страдивари, — любезно пояснил щеголеватый господин, — это семья итальянских мастеров, делавших удивительно совершенные по форме и выдающиеся по красоте звука скрипки. Самый знаменитый из них — Антонио. Он жил примерно лет двести назад. Эта скрипка — его работы. Он сделал всего…

— Девятьсот скрипок и около двухсот виолончелей, — перебил разговорчивого владельца скрипки Прокофьев.

— Верно! Как приятно, что молодые люди знают это!

— Молодые люди еще хотят узнать, откуда у вас эта скрипка, — вставил Яша Лукницкий, молодой разбитной одессит, прикомандированный Одесской губ-чека в помощь Прокофьеву.

Владелец скрипки, видимо, ждал этого вопроса. Он любезно улыбнулся и быстро извлек из толстого бумажника справку.

— Я музыкант, — сказал он важно, — вот, пожалуйста, это удостоверяется подписями и печатями. А это, — он протянул вторую бумажку, — документ на право вывоза скрипки как орудия производства.

Прокофьев посмотрел оба документа. Да, все было правильно — были и подписи и печать. Пока он размышлял, как поступить, Яша взял у него из рук бумажки, мельком взглянул на них и, подмигнув Прокофьеву, сказал:

— Желаем счастливого пути и имеем к вам, господин музыкант, маленькую просьбу: сыграйте нам что-нибудь на прощанье.

— С удовольствием, — улыбнулся владелец скрипки, — но, к сожалению, не могу.

— Ручки болят? — поинтересовался Яша.