Читаем Первый чекист полностью

— Не могли бы вы мне оставить лампу? — спросил Дзержинский по-польски, когда служанка окончила работу. — Я хотел бы почитать.

— Как вам будет угодно, — ответила служанка, стараясь скрыть удивление. Но все-таки не выдержала и спросила: — Почему вы так хорошо говорите по-польски?

— Я поляк, — ответил Дзержинский.

— А говорят, что большевики уничтожают всех поляков. Только один Дзержинский у них. И то его держат, потому что он — настоящий палач.

— Ну, почему же один Дзержинский, — пожал плечами Феликс Эдмундович, — среди большевиков много поляков… — Он замолчал, услышав, что за спиной тихонько скрипнула дверь. Старый учитель, услыхав польскую речь, не выдержал и вышел из своей комнаты. Увидев книги, которые Дзержинский вынул из полевой сумки, учитель совсем осмелел. А может быть, ему очень захотелось узнать, что читают большевики.

Он осторожно подошел к столу.

— О, пан начальник читает Адама Мицкевича! — воскликнул пораженный старик.

— А что ж тут удивительного? Я очень люблю этого поэта. — И Дзержинский наизусть прочитал несколько строф из поэмы Мицкевича.

Учитель совсем осмелел.

— Вы знаете, очень приятно встретить такого образованного большевика. А то ведь все они… — начал он, но вдруг, испугавшись своей смелости, замолчал.

— А много большевиков вы уже видели? — спросил Дзержинский.

— Ну, не много видел, но много слышал… о них…

— И читали, — добавил Дзержинский, кивая на газеты.

— А, это пустяки, — махнул рукой старик, — я не очень верю…

— Почему же пустяки, — Дзержинский взял газету, — вот, например, статья некоего Лощинского. Вы читали ее.

— Нет… то есть да, кажется, читал, — замялся учитель.

— Он тут пишет о Дзержинском. Рассказывает, что знал его еще лет двадцать назад. И тогда Дзержинский уже был бандитом и убийцей. Видите, так и пишет — бандитом и убийцей.

Учитель промолчал.

Отложив газету, Дзержинский достал из сумки еду и пригласил учителя. Тот начал отказываться, но, видимо, голод взял свое — старик уже давно голодал и согласился. За столом они разговаривали о литературе, однако старика, видимо, волновал другой вопрос.

— Вы меня все-таки извините, пан комиссар, но видеть в Красной Армии поляка, да еще большого начальника, да еще такого образованного — это просто чудо. И я очень рад, что вы остановились у меня. По крайней мере я буду знать, что не все советские поляки звери, как тот Дзержинский, вы уж меня извините. Говорят, он сотнями вешает и расстреливает людей. — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Просто удивительно, как такого человека земля носит.

Дзержинский улыбнулся, но ничего не ответил.

Утром он собрался ехать дальше.

— Жаль, что вы уезжаете, — сказал старик, — я, признаться, соскучился по литературе, по душевному разговору, по польскому языку.

— К сожалению, я должен ехать.

— Да, жаль, жаль. Разрешите хоть фамилию вашу узнать.

— Дзержинский.

— Позвольте, позвольте, — растерялся старик, — уж не родственник ли вы тому?..

— Нет, не родственник. Я тот самый и есть.

Старик побледнел.

— Пан Дзержинский, — прошептал он, — пан Дзержинский… Ради бога…

— В чем дело? — не понял Дзержинский.

— Как в чем дело? Я же… я же так оскорбил вас. Что же со мной теперь будет?!

— Абсолютно ничего, — улыбнулся Дзержинский, — Даю вам слово.

Дзержинский уже давно ушел, а старик все еще не мог прийти в себя. Шутка ли — наговорить самому Дзержинскому такое, сказать, что он палач! Да еще много раз повторить это! Вот сейчас, сию минуту раздастся стук в дверь и войдут солдаты, присланные Дзержинским, чтоб расстрелять или по крайней мере посадить в тюрьму его, старого болтуна!

В эту минуту действительно раздался стук в дверь. Трясущимися руками старик открыл ее. На пороге стоял военный.

— Вы за мной? — помертвелыми губами спросил бывший учитель.

— Нет, мне нужен товарищ Дзержинский.

С трудом сдерживая дрожь, старик ответил, что Дзержинский уехал. Военный поблагодарил и повернулся, чтоб уйти.

— Одну минуточку, — голос старика все еще дрожал. — Вы не знаете, что мне теперь будет? Я очень обидел товарища Дзержинского.

— Это вы, конечно, зря, папаша, — покачал головой военный, — а что вам сказал Феликс Эдмундович?

— Он сказал, что мне ничего не будет за это.

— Раз Дзержинский сказал — значит, точно! Он зря никогда не говорит.

…НА ТЕРРИТОРИИ СОЮЗА СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК ОСТАЛОСЬ ЕЩЕ ГРОМАДНОЕ ЧИСЛО ДЕТЕЙ-СИРОТ, НЕ ИМЕЮЩИХ НИ КРОВА, НИ ПРИЗОРА. НЕСКОЛЬКО МИЛЛИОНОВ ДЕТЕЙ-СИРОТ ТРЕБУЮТ НЕМЕДЛЕННОЙ РЕАЛЬНОЙ ПОМОЩИ.

…………………..

ВОПРОС УЛУЧШЕНИЯ ЖИЗНИ ДЕТЕЙ — ОДИН ИЗ ВАЖНЫХ ВОПРОСОВ РЕСПУБЛИКИ.

Ф. Дзержинский

ДЕЛЕГАТ

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза