Первый литературный конкурс по мотивам игры S.T.A.L.K.E.R.

Американец повернулся к капитану, тот неуловимым движением вскинул правую руку, метнув что-то маленькое в мою сторону, и мигом спустя я ощутил сильнейшую острую боль в животе, куда попал брошенный Тихомировым предмет. Ноги мои подкосились, и я рухнул навзничь, содрогаясь в болевых конвульсиях…

Я даже толком сознания потерять не успел – увесистый подкованный металлом ботинок возникшего рядом полковника сильным ударом по лицу вывел меня, распластавшегося по полу, из начавшегося было забытья. Оба старлея и капитан уже сидели на мне верхом, заломив руки и приподняв голову за волосы, дабы я видел ноги Шейлза. Сволочи! Одним зубом, кажется, стало меньше, щека саднила от боли, голова немного кружилась. И заломанные руки тоже не добавляли радости к общей картине.

Что за отношение? Как мне кажется, оно не подобает такому важному члену команды, как проводник по Зоне. Эти ублюдки не выберутся из нее без моей помощи. Или…

Страшная догадка внезапно пронзила мозг словно острым копьем. Они вовсе не собирались выходить отсюда. По крайней мере прибывшим сюда образом. Старлеи и капитан без особого труда добрались до станции без моей помощи. Как? Могло ли случиться, что члены команды – они? Неужели?..

Этим вполне объяснялось, почему Зона не трогала их. Биокостюмы же, генезы, гугли – все лишь муляж? Но с какой целью? Судя по всему, я был им нужен, иначе к чему стоило устраивать такое представление с путешествием, моей необходимостью? Но нужен я им был лишь до прибытия сюда. Весьма подозрительно и странно. Неужто не могли они без меня отыскать станцию? Ерунда. Тогда зачем?

Новый удар ботинка Шейлза выбил, похоже, еще парочку зубов. Боль пронзила лицо, но я уже не воспринимал ее как обычно. Я словно погрузился в эти волны боли, и каждый новый удар являлся лишь маленькой толикой всех терзавших меня страданий. И я терпел, потому что ничего иного мне просто не оставалось. Для чего-то я им был еще нужен, раз они не прибили меня сразу. Или нет? Может быть, они элементарно тешили себя через истязания моего тела? Теперь мне было уже все равно. И какая разница, когда умереть? Я был уже близок к этому.

– Смотри на меня, мразь, – услышал я словно откуда-то издалека кажущийся теперь таким противным голос полковника. Или звания неприменимы к ним? Державший меня за волосы негодяй резко дернул на себя, заставляя запрокинутую вверх голову изогнуться еще сильнее. Я едва не задохнулся, но теперь видел лицо Шейлза. Он докуривал свою сигарету. Первую? Значит, немного времени прошло. – Что, ты вспомнил наконец?

Что я должен был вспомнить? Похоже, они не собирались ни демонтировать призму, ни уничтожать ее. И зачем они вообще притащились сюда? Показать мне следы моего пребывания? И что? Да, был я здесь, да, я сам притащил сюда эту проклятую радужную призму. И что с того?

В голове всплыли слова Шейлза о четырех моих посещениях станции. О трех из них я не помнил ничего. Да и не знал, кажется, хотя кто теперь сможет это утверждать после слов американца о подмене памяти? Странно было все это, неестественно как-то.

Я наконец отрицательно помотал головой. Шейлз наклонился ко мне и выпустил в лицо струю дыма. Я проигнорировал это.

– Не помнишь, значит? Тогда я немного подскажу. Итак, твое первое посещение станции. Ты был единственным, кто смог проникнуть сюда, пионером, так сказать. Это не могло не заинтересовать нас. Мы следим за вами, сталкерами, очень внимательно. Не зря тебя прозвали счастливчиком, уж поверь мне. Ты мог бы избежать многих неприятностей, кабы потише орал о своем посещении. Сталкеры всполошились, начали пытаться повторить твой подвиг. Ни у кого из них не вышло. Погибли такие маститы, как Ржаной, Трайль, Горемыка. Ты всех их хорошо знал, но навряд ли понимал, что именно гордыня повела их к смерти. Но оставим лирику. – Полковник смачно затянулся и вновь выпустил струю мне в лицо. Глаза мои заслезились. – Взяли мы тебя тогда в оборот, дружок. Длинноват язычок оказался, неправда ли?

Шейлз немного помолчал, затем поднялся и отошел в сторону, давая мне возможность поразмыслить. Были его слова правдой? Я помнил Горемыку, но двух других названных им сталкеров не припоминал. Измененная память? Я и того первого посещения, о котором, по словам американца, орал повсюду, совершенно не помнил. Они вырезали мне эту память? Но кто они тогда, эти "они"?